Он оглянулся по сторонам и присоединился. Теперь на скамейке сидели и дышали морозом два грустных человека.
— Вы извините меня, пожалуйста, — сказал я. — Мне вообще эта скамейка не сдалась. Сам не знаю, что на меня нашло.
— Да это всё равно! — Он махнул рукой. — Худо, что ночевать мне негде. Я с женой в контрах сейчас.
Мелькнула мысль пригласить его к себе… Нет, это было бы слишком.
— Вы пока отдохните, посидите вот, — сказал я. Охранник и сидел.
— Вы как вот думаете, кто я? — И говорил.
— Охранник, вестимо.
— А кроме?
— Не знаю. — Гадать и ошибаться не хотелось: и без того гадко.
— Актёр я! Актёр. Хотя меня мало узнают. Только продавщица наша… А! Слушайте! Дайте мне, пожалуйста, книгу. Вы же студент — должна быть у вас хоть какая-нибудь книга? Ну, бумажку дайте, тоже пойдёт. А пальто можете? Буквально на минуточку.
Он встал, накинул мой тренчкот на плечо, как бы плащ, сдвинул свою кепку набок, чтоб походило на берет, и начал раздумчиво ходить. Он до смеха походил на арлекина: плащ его был клетчатой изнанкой наружу.
— Скажите как бы в сторону: «Заговорю с ним опять». А потом — ко мне: «Что вы читаете, принц?».
Что ж. У каждого свои загоны. Отвернувшись к стенке, я промямлил:
— Заговорю с ним опять… — Повернулся: — Что вы читаете, принц?
— Слова. Слова. Слова, — произнёс он томно. Подавая мне пальто и вчетверо сложенный листок, он весело спросил: — Ну как?
— Я не очень разбираюсь, но, по-моему, неплохо.
— Спасибо, а то трудно мне очень. Вы же знаете, чем актёр отличается от обычного человека? Ему зрители нужны. — Он закашлялся в смешке.
— А вы, то есть, Гамлета играли?
— Не-а. Заднюю часть коня или дерево — как повезёт. Да и было это, в общем-то, в школе. — Мы помолчали немного, и помолчали бы больше, но Гамлет вдруг встал со скамейки: — Времени-то!.. Пойду я потихоньку. Охранять всё равно нечего. Дайте бумажку, я вахтёрше записку оставлю.
Я предложил к его услугам свой телефон, но Гамлет отказался.
— Ну а как быть с?.. — Я кивнул.
— Скамейкой? Да забирайте себе — всё равно никто не заметит.
— Давайте я лучше её напрокат возьму? Дня на два.
— Можно и так.
С тем и расстались. Охранник отправился Бог весть куда, а я перебросил скамейку через плечо и зашагал. Конечно, Гамлет меня повеселил, но на душе оставалась пустота. Я неслышно напевал Летова.
Прошёл по Никитской, свильнул в Брюсов переулок.
Крепкий мужик с брюшком — в плаще — тоже вышел с Никитской. Он обогнал меня, стал вдруг на месте, обернулся, пугающе быстро подошёл, огромной своей рукою пожал крохотную мою и спросил, нельзя ли ему посидеть на моей скамейке. Отказывать было неловко. (Мы стояли у англиканской церкви. Со скамейками там вправду худо.)
