— Сами всё, сами!.. Хе-хе. Вот, видишь: на ровном же месте село?
Я бросил взгляд в сторону холмов. Если их не считать…
— Ну да.
— Так отчего б на ровном месте не взгрустнуть? — Он захохотал.
— Послушайте, но должна причина быть-то! А то похоже, что они из пальца тоску высасывают.
— Тёмный ты. Натуральная тоска, она всегда из пальца, а не из напасти.
Он предложил пройтись с ним и помочь с часами в паре домов — заодно погляжу, как дело обстоит. Я кивнул. Мы зашагали по вязкой дороге.
В первом доме — грустный мужик сидел за столом: макал перо в чернильницу и писал. Нас не заметил. Возились мы с Володей долго (я светил фонариком и подавал инструменты), но мне понравилось.
Уходя, я не сдержался и обратился к мужику:
— А как вас зовут?
— Сократ, — буркнул он, не отрываясь от своих бумажек.
Я протянул ему руку, но Сократ даже не поглядел в мою сторону.
— А чем вы, собственно, заняты? — спросил я.
— Записи пишу, — продолжал он неразборчиво водить карандашом по бумаге. Кресло бежевое, драное, будто с помойки. Сам грузный и седой. Походил он на опустившегося купца. Или на медведя?
— О чём? — Я не выходил из проёма.
— О сельской жизни.
Повисла пауза: я думал, как бы половчей её поймать.
— Слушай, кончай расспросы, — сказал Володя и поволок меня вон.
В тот же день — ещё до пяти часов — мы посетили также повитуху, доктора и мясника. Они были даже унылее Сократа. Ни с кем разговориться не удалось — разве с повитухой немного. Она была беременная и пила. Пока мы возились — успела штоф водки прикончить.
— Ладно себя, но ребёнка-то за что?.. — спросил я.
— А чаво? Я теперь за двоих пью, — ответила она.
Мясник — ходил по своему срубу и перекладывал какие-то предметы: иногда отдыхал на диване, затем вставал и продолжал. Доктор — лежал в постели и выплёвывал в потолке разные картины.
Мы оставили их тосковать.
— А питаются они чем? — спросил я, пока мы расхлябисто шагали к Володиному дому.
— Грустью своей. Славная кормушка.
— А из хлеба насущного?
— Из насущного — по вечерам у них каша, которую я наготовлю.
— Так ты тут главный, получается?
— Не-а. Не главный. Я здесь — заведующий. — И он снова присмеялся.
Часовичок был весел и бодр; жители Загоново — пустые и высосанные. Я ничего не мог понять — и надеялся, что ужин прояснит дело.
Трапезничали загоновцы в церкви. Столовая это была копеечная и паршивая: прогнившие доски с гвоздями, занозистые табуретки, огромный стол, выцветшие иконы, сваленные в кучу канделябры и книжки…
