Помирать мужик собрался —
Богу душу отдаёт.
Газ, верёвка, ножик, мыло —
Ни в какую не берёт!
Пассажиры навострили уши. Некоторые — пересели ближе.
А кастрюлек наших Данте
Отродяся не видал.
Варят зад пока не скажут:
«Стой, al dente6, вынимай». Пальцы побежали по поручню: небритое лицо приблизилось. Там и две фанатки объявились: одна — даже с ребёнком.
Сан Саныч взял в руки невидимую балалайку и продолжал концерт:
Я влюбился в девку красну —
Безотказная она.
Брюхом наградить не страшно —
К ней хожу в могилу я!
Небритое лицо исказилось, фанатка закрыла уши руками, ребёнок заплакал. Пока не началось избиение артиста — Сан Саныч и Вадик сошли. Да и станция, кстати, нужная была.
— Зря ты это в метро… — говорил Вадик по пути домой. — Не над всем же смеяться можно.
— А над чем нельзя?
Вадик задумался:
— Над тем, что ранит.
— Тогда легче смех запретить! — Тут Сан Саныч остановился, громко бзданул и принюхался: хорош! (И пусть гадко пахнет, — но уж таков Сан Саныч.)
Дома было ожидаемо кисло: пришлось опять пить, курить и звонить в морг. Пока Сан Саныч болтал с патологоанатомом, Вадик несколько раз сбегал в ванную и перечитал записку.
— Слушай, а может позвоним, а? — подсел он к Сан Санычу, который уже рассказал все анекдоты и положил трубку. — Ну… девочкам…
— Понравилось? — Сан Саныч положил Вадику руку на плечо. — Вот на работу выйдешь — тогда и звякнем…
Рука тут же оказалась сброшена и беспомощно валялась на спинке дивана. Сан Саныч не растерялся и почесал ей подбородок.
— Опять ты начинаешь! — Вадик встал. — Как будто человека из меня сделать хочешь! Ты… Ты… — Вадик вгляделся в Сан Саныча, согнулся пополам, завязал шнурки (у покойников не принято обувь снимать), чихнул и только тогда понял: понял и рассмеялся. — Да ты живой! — Вадик разогнулся.
— Мальчишка! — сказал Сан Саныч раздосадовано и ушёл на кухню.
Вадик обиделся и пошёл к полке: он схватил книжку и открыл наугад:
«…подчинено основному закону мира дьявольского; оно не существует, а кажется…»
Вадик захлопнул книжку и заходил:
— Да! Да! Это тебя Федяка с Васьком подослали! — кричал он в пустоту. — Еда, смех, женщины! Ты мне всё как мертвецкое подносил, а оно — живое! Думал обдурить, да? Но я-то честен с собой! Я умер! У-мер! — Вадик замолчал и принялся кусать губы.
Сан Саныч показался в проёме двери и бросил на Вадика взгляд усталого коня. Он прошёл в комнату и остановился посредине. Он молчал.
А Вадик лепетал смущённо-громко:
— Т-ты… ты искуситель! — И прибавил поуверенней. — Ты жизнью меня искушал!
