— И… шахматы?..
— Люблю в шахматишки зарезаться.
Жорик пожал лысому руку:
— И Наденьки у вас точно нет? В шкафу, может, где-нибудь спряталась? В тумбочке?..
— Какой вы чудно́й! Уверяю вас: её здесь нет.
Они распрощались сердечно. Лысый вручил Жорику фляжку коньяка и кубинскую сигару (добродушнее пьяного не может быть никто). Жорик вышел из этого трёхэтажного дома, хлебнул коньяк и закурил. Смешно было: стоять так, с хорошей сигарой, под этой мерзкой моросью, в луже.
А если пройти по переулку — будет опять бесконечность проспекта, пересекающего другую бесконечность проспекта, возведённую в энную степень…
Хотя почему бесконечность? Конечность.
Жорик набрал Наденьку:
«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
Конечно, выключен. Конечно…
Тут что-то странное впало Жорику в голову: почему бы не позвонить себе? Он набрал свой номер — тот же номер, с которого и звонил. Ему почему-то страсть хотелось послушать хотя бы короткие гудки, а не «Аппарат абонента…». Просто так. Без всякой причины.
Гудков в трубке он не услышал. Раздался смутно знакомый голос:
— Георгий! Совсем забыл сказать: я ходил по земле и обошёл её.
Жорик выронил телефон в лужу.
…Он чувствовал себя сигаретой, которую достали из пачки так, чтобы она не догадалась, что её собираются выкурить…
— Слушай, а чего мы к Вадику не двинем? — спросил Федяка, глядя на пенсионера в клетчатой рубашке, зависшего над доской для нардов.
— А ты не слышал? — Васёк припил коньяк (на лавке пили: скучали и на пенсионеров глазели: лето же!). — Вадик решил, что он помер уже.
— Да? — Федяка потихоньку нареза́л лимон. — Прикольно!
— Ну да. Сессию кое-как сдал, а потом — умер. Не ест, не моется, не выходит на улицу и — всего что хуже — не пьёт. — Васька́ это особенно удручало. Факт известный — студентова планида нелегка: учиться можешь не учиться, а выпивать — обязан.
Справедливости ради, замечу, что Вадик и в самом деле дохлый был. Смотреть на него сделалось как-то даже неудобно: безутешные синие губы совсем размякли, шею одной рукой может обхватить маленькая девочка, кости торчат, как пики, а вместо щёк две ямы зияют. С бодуна его спокойно можно было спутать с потрёпанным кадавром, так что выпивать у него, не оживимши, — было довольно гиблым занятием.
Вот Федяка и задумался. В кармане он мял парафиновую свечку, которую притырил сегодня в церкви.
— Слушай! — Он просиял, оглянулся по сторонам, увидел клён, берёзку, дуб, осину и зашептал: — Фш-фш-фш, чш-чш-чш, у-у-у, пф-пф-пф.
