Она была пуста.
У Ярёмки от ужаса глаза на лоб полезли, шапка наземь слетела.
— Не иначе, дело бесовское!
Воевода в ярости заскрипел зубами и наотмашь ударил саблей по Ярёмкиной плешивой голове.
Верный холоп замертво упал в снег.
Псари приняли взмах воеводский за знак и спустили собак. Те бросились к развалинам баньки, завертелись беспомощно, заскулили.
— Ищи!.. Ищи!.. — кричали псари.
Но скоморохов и след простыл.
…Полно тебе, скоморошек,
Во гусельки играть, во яровчаты.
(Из старой песни)
Пять дней уходила ватага тайными тропами лесными от воеводы.
Днём поднимался ветер, метелило. Ночью морозы прохватывали до костей.
Даже брат Михайло притомился — кособочил, сбил лапу, вздыхал, как человек. А люди словно не чувствовали усталости, спешили как можно скорее подальше оказаться от края Полонского.
В бесследной пропаже скоморохов из баньки ничего чудесного не было. Помогли весёлым людям их друзья безвестные. Проследили за Ярёмкой, предупредили ватагу.
Потихоня удумал такую штуку: выйти из баньки-западни, шагая задом наперёд, ставя ногу точно в старый след. Так заяц в лесу делает, когда хочет следы запутать: словно один раз прошёл, попробуй-ка разберись.
Ловким скоморохам это было сделать нетрудно, но братец Михайло никак не мог понять, чего от него хотят. Так бы и провозились с ним до прихода воеводы, если бы Потихоня не взвалил медведя себе на плечи да не нёс его до самой разъезжей дороги.
Кто-то — даже неизвестно, как того человека кличут, — подогнал сани, скоморохов накрыли поскониной и вывезли их подальше от городских застав.
Хоть бодрился Потихоня и повторял любимое своё присловье: «В лесу каждый сугроб ночевать пустит», но зима — не лето, в лесу без укрытия не переночуешь, под кустом не отдохнёшь. Да и следы на снегу издали видно. Пришлось ватаге почти без отдыха шагать.
Ночевали то в каком-то ските лесном, то в займище заброшенном, то в пещере-берлоге.
— Вот тебе и масленица, — скулил Фролка. — Прошла мимо, как тучка небесная… Охо-хо…
— Не всё коту масленица, — ворчал Рыжий, — пришёл и великий пост.
— Ничего, мой братва, — бодро басил Грек, — беда ходит не средь леса, но средь людей.
Наконец дошли скоморохи до скрещения больших дорог.
Одна дорога к монастырю ведёт — по ней богомольцы с утра до вечерней зари снег ногами утаптывают.
Другая дорога к городу Черепцу — по ней обозы идут, сани едут.
— Тут воеводе наших денег уже не достать, — обрадовался Фролка. — Здесь мы от него за тридевять земель… Почитай, вёрст сто от Полонска будет.
