Старик успел поднять свою палку, и теперь оба, вцепившись в нее пальцами, выкручивали друг у друга руки и хрипели, тесно сбившись в угол.
Александра выла, тряся головой, точно отмахивалась от назойливых невиданных мух.
И только Антонина, придвинувшись к самому клубку двух сплетшихся тел, что-то крича и нагибаясь, бессильно хотела помешать им, боясь за Фрола.
Фрол остервенело бил старика по лицу, сдавив его за горло. Удары вылетали из угла и разлетались под низкими потолками. Кругло каталась, стуча под ногами, выбитая из рук палка. У Антонины в глазах закачались стены и стали совсем желтыми, точно выступила на них накопившаяся годами желчь, и она не заметила, как в углу рядом с ней появился Тиша.
Огромный и сильный, весь до последнего волоса пропитанный лесом, он взял, улыбаясь, под мышки Фрола, легко оторвал от отца, поднял на воздух и отшвырнул в сторону, а когда освобожденный старик вновь ухватил палку, так же легко вырвал у него палку, как поднял Фрола. Потом с тою же нелюдской улыбкой на неподвижном лице опустился на колени перед стоявшей рядом с ним Антониной и, когда та погладила его по голове, по-детски тихо и по-лесному жутко поцеловал у нее руку.
XIV
Фрол в тот же день уехал с обозом.
С Антониной он простился в сенях, куда не вышла его проводить мать, боясь старика.
Бердоносов лежал в своей комнате, с головой закутавшись в одеяло, и только изредка кашлял лающим горловым кашлем.
- Куда? - спросила у Фрола Антонина.
- Не привыкать... Дорог много, - деланно улыбнулся Фрол.
Левый глаз у него распух, и над бровью краснела ссадина.
Антонина хотела что-то спросить, что-то очень важное и нужное, и поняла вдруг, что он не ответит, что для него это не важно и не нужно.
Из-под теплого платка она смотрела талыми глазами, как он садился на воз досок и прикручивал к нему веревкой свой чемодан и узел. И было что-то жалкое в его потертом башлыке и распухшем глазе, как было что-то разгульное в его широких плечах, прямой посадке и кривой небрежной усмешке из-под крылатого с горбинкой носа.
Скрылся обоз за лесными сугробами, потом утонули в них и скрип возов и голоса людей.
Фукала лесопилка, и медленно вился и падал снег.
Антонине хотелось крикнуть так, чтобы далеко в лесу было слышно, но вышел плач, и, чтобы сдержать его, она кусала губы, и раскаленная морозом железная скобка, к которой она прислонилась лицом, жгла ей висок.
Лес торчал кругом сонный и синий, и стояла неподвижно у забора, но досадно плясала в глазах знакомая сторожка с облупленной белой трубой, длинной и дразнящей, как высунутый кем-то пятнистый язык; да на дворе было все вскопано и взбито полозьями саней и шагами лошадей и рабочих. А за спиной сыто молчал бердоносовский дом.
