Когда Гашек закончил разговор, командир подошел и представился:
— Бирюков, Сергей, председатель хозяйственной комиссии Моссовета. Будем знакомы.
— Ярослав Гашек, чешский писатель, друг революционной России.
Они крепко пожали друг другу руки.
Вышли вместе.
— Я слышал, — начал Бирюков, — вы только что из Киева. Как там дела сейчас? Я ведь тоже недавно с Украины, месяца полтора назад. С гайдуками рассчитывались. Может, слыхали, отряд Знаменского?
Долго бродили по улицам Москвы, рассказывая каждый о себе, своих наблюдениях. Уже через час, как часто это бывало в революционные годы, они считали себя закадычными друзьями, перешли на «ты».
Гашек рассказал о жизни в Киеве, о работе в «Чехословане», в полковом комитете, о своих расхождениях с легионерами. Видно было, что не очень-то легко ему говорить об этом.
— Знаешь что, Ярослав, пошли-ка ко мне домой, там и договорим, что не успели, — сказал Сергей.
И они энергично зашагали к дому Бирюкова. Молча. Не хотел больше Сергей причинять боль новому другу. Только изредка обменивались малозначащими замечаниями.
Дома Гашек выкупался, привел себя в порядок. И как-то немного оживился. Во время обеда, чаепития рассказывал веселые истории. Но нет-нет да и коснется своего прошлого. И вдруг неожиданно:
— Знаешь, Сергей, добирался я сюда из Киева, и в вагоне услышал, как оборванный мальчишка пел:
Позабыт, позаброшен с молодых, юных лет,
Я остался сиротою, счастья-доли мне нет.
Веришь, как по сердцу ножом. Очень горько за мальчишку сдало. И о себе подумалось. Много я в своей жизни блуждал, а счастья так и не встретил.
Может, здесь, наконец, в революционной Москве, найду его, — с грустью закончил Гашек.
— Вот что, Ярослав, — широко улыбаясь, сказал Бирюков, — давай-ка ложись спать, выспись хорошенько, отдохни как следует, а потом уж и займешься поисками счастья. Идет?
— Идет, — ответил Гашек и улыбнулся в знак благодарности.
— А вечером сходим в театр, у меня есть постоянный пропуск на два лица во все театры. В Моссовете дали.
— Идет, — Гашек улыбнулся. Вскоре он крепка заснул.
Вечером они были в Большом театре. Слушали оперу «Дубровский», сидели в бывшей царской ложе.
— Люблю я театр. Очень люблю! — признался Гашек Сергею, когда они разговаривали во время антракта. — Вот уж кажется война, не до театра, а все равна люди идут туда, ищут ответы на свои вопросы. Я в Киеве много раз писал в «Чехословане» о спектаклях. Правда, все о драматических. А два раза даже о музыке — о концерте и об оперетте «Княжна Пепичка».
