— Что ты хочешь этим сказать?
— А что можно сказать о таком сне? — Тати встает, потом задумчиво замирает. — Я думаю, моя мама умерла, Сигруд. — Она начинает подниматься по лестнице с другой стороны вестибюля. — Но я также думаю, что она еще здесь. В этом нет смысла. Я знаю, что в этом нет смысла. Я знаю, что такое невозможно. Но в каком еще месте две совершенно противоположные, невозможные вещи могли сбыться, если не в Мирграде? — Она приостанавливается на вершине лестницы. — Может быть, тетя Ивонна права.
— Права в чем?
— Может, нам не стоило сюда приезжать. Может, история здесь весит немного больше. — Она бросает взгляд через плечо на Сигруда. — Надеюсь, завтра вечером Мальвина скажет тебе что-то хорошее, Сигруд. Надеюсь, оно того стоило. — Потом она ускользает и исчезает среди теней.
* * *
Ноков идет вдоль стен Мирграда, одинокий и опечаленный. Наступила ночь, подлинная ночь, в небе бледная и одинокая луна, овеянная туманом. Он может творить ночь, когда захочет — теперь для этого ему не надо даже напрягаться, — но его силы достигают пика, когда приходит настоящая ночь, когда тени удлиняются, и леса заполняет тьма, и даже самые яркие костры превращаются в жалкие искорки света. Вот где он чувствует себя как дома, если у него вообще может быть дом.
Скоро наступит зима, он чувствует ее приближение в воздухе. Зима, когда дни становятся короче, а ночи — длиннее. Когда его сила прибывает, и он ведет неуклонное наступление на день, словно командует пехотой, которая гонит врага по полю боя.
«Но когда я преуспею, — думает он (и не говорит «если преуспею», потому что для Нокова нет никаких «если»), — день превратится в воспоминание, а мир станет чем-то смелым и новым».
Но хотя в глубинах истинной ночи Ноков чувствует себя как дома, он пришел сюда не ради уюта: такая тьма дарует ему силу, и с такой силой он может прогуливаться вдоль стен Мирграда, ощущая…
Чудеса. Сотни, тысячи чудес, и все они трепещут и шепчутся внутри этих стен. Такие чудеса теперь не встречаются, и они далеко превосходят его возможности. Истинные Божества сотворили эти стены давным-давно, когда мир все еще был жарким, свежим и юным, таким же ярким и гибким, как металл в кузне. Ноков не знает, возможны ли сегодня такие чудеса, такие грандиозные смещения и изменения мира.
Он приходит сюда часто. Вообще-то почти каждую ночь он бродит вдоль стен, смотрит и становится все угрюмее.
«Я мог бы это сделать, если бы знал как, — думает он. — Если бы меня научили как. Если бы дали мне силу, которой я должен был владеть».
