– Он не похож на меня.
– У вас одна ампутация – у него одна ампутация, – сказал Рамси. – У вас – рука, у него – рука. В этом смысле он похож. А если приглядеться – то, что ж…
– Я был под наркозом, – сказал Гус.
– А вы, мистер Кляйн, не были под наркозом. Вам не дали такого выбора.
– Наркоз осуждается, – добавил Гус, – но не запрещается.
– И более-менее ожидаем в случае первых ампутаций, – сказал Рамси. – Поэтому вы исключение, мистер Кляйн.
Кляйн взглянул на сиденье рядом, на открытую банку сардин, блестящее в масле филе.
– Я тоже исключение, – сказал Рамси. – Никогда не был под наркозом.
– Он пример для всех нас, – поддакнул Гус.
– Но то, как вы сами прижгли рану, мистер Кляйн, – продолжил Рамси, – вот это делает вас поистине исключительным.
– Я хочу немедленно выйти из машины, – тихо сказал Кляйн.
– Не говорите глупостей, мистер Кляйн, – ухмыльнулся Гус. – Мы же не пойми где.
– Людей, которые прижигали раны сами, я могу пересчитать по пальцам одной руки, – сказал Рамси.
– Если бы у него была рука, – сказал Гус.
– Если бы у меня была рука, – сказал Рамси.
Какое-то время они ехали молча. Кляйн сидел на заднем сиденье как можно тише. Солнце скользнуло к горизонту. Вскоре пропало. Банка с сардинами скользнула по обивке и накренилась, медленно вытекало масло. Он поправил ее, потом вытер пальцы насухо о коврик на полу. Трудно было не пялиться на отсутствующее ухо Рамси. Тогда Кляйн перевел взгляд на собственную культю, затем на культю Гуса, которую тот положил на спинку сиденья. Подумал, насколько сильно они отличались. У Гуса культя на конце была сморщена. У Кляйна тоже, но еще на ней виднелись шрамы из-за импровизированного прижигания; врач после произошедшего отрезал чуть повыше и сгладил, стесал. Деревья снаружи, и без того редкие, исчезли почти окончательно – отчасти из-за сгущающейся темноты, но и потому, что пейзаж менялся. Рамси ткнул культей в приборную панель и включил фары.
– Восемь, – Рамси еле заметно качнул головой назад.
– Восемь? – переспросил Кляйн. – Чего восемь?
– Ампутаций, – объяснил Рамси.
Кляйн упорно смотрел ему в затылок.
– Конечно, само по себе это ничего не значит, – продолжил Рамси. – Может быть восемь пальцев ног, и все под наркозом, и чтобы остались большие пальцы для равновесия. Такое за восемь считать трудно.
Рядом кивнул Гус. Он поднял культю, посмотрел через плечо:
– Это считается за одну. Но я мог бы оставить руку и отрезать пальцы – тогда было бы четыре. Пять, если вместе с большим.
