Я допустила серьезную ошибку, решив прокатиться на подземке одна, без сопровождения кого-либо из местных. Я никогда не умела хорошо читать карты, поэтому карта подземки была мне понятна не более, чем наскальные письмена майя. Так вот, я села в поезд на верхней станции, тогда как садиться надо было на нижней; и поезд умчал меня вместо юга на север. Кончилось тем, что я очутилась На 195-й улице, а это место с жуткой репутацией, там нам и днем не велено появляться. Я вышла из вагона, но не стала подниматься наверх. И все равно натерпелась страху. Это несмотря на то, что на платформе дежурила пара полицейских. Меня испугали великолепно одетые, под одеждой угадывались горы мышц, молодые люди, что слонялись неподалеку от меня как бы безо всякого дела и тем не менее не отрывали от меня глаз. А вокруг была беспросветная нищета и грязь. В ней копошились убогие калеки – похоже, неизлечимо больные или даже умирающие. Я знаю, что и городское, и федеральное правительства приняли социально-медицинские программы. Ни для кого тут, правда, не секрет, что больницы города переполнены и что невероятно трудно получить койку в родильном отделении, если только у тебя нет «лапы» в правительстве или в Конгрессе.
Все это было более чем странно. Я никогда не ощущала себя такой живой, никогда не чувствовала себя настолько человеком. И я уже скорблю о том, что через год мне придется оставить Землю. Я могла бы провести весь год – одна – в библиотеках и музеях Нью-Йорка и ни в чем толком не разобраться, ничего, по сути, не постигнуть. Через несколько месяцев для меня начнется отчаянная гонка «галопом по Европам» по Земному шару, семьдесят пять дней курса «Культура планеты». Затем я снова вернусь в Соединенные Штаты. Помимо того, программой предусмотрено посещение двух независимых штатов, если тамошние власти сочтут меня достаточно благонадежной и впустят на свои территории: в Неваду и Кетчикан. Невада слывет страной, которой правят индийская секта душителей и анархисты. Кетчикан представляет собой нечто среднее между расистским государством и сельскохозяйственной коммуной. И все время – учеба. Но по крайней мере работу над диссертацией можно отложить до возвращения в Нью-Йорк.
Я начала вести дневник. Так он у меня условно называется, но, по-моему, я безотчетно тяготею к какому-то другому жанру. Время летит стремительно. Я уже возненавидела свою писанину за то, что трачу на неё непозволительно много драгоценного времени. Но, с другой стороны, у меня накапливается такая масса впечатлений, что, боюсь, все их не сумею удержать в памяти.
