Она была немолода, но ни одним движением, ни одним жестом не давала понять, что не помнит об этом.
Она посмотрела на пастора, затянула шнурок блузки на шее, сполоснула руки в морской воде и протерла пальцы водорослями.
— В водорослях много йода, — сказала она. — Я ем водоросли. Каждый день ем водоросли. Не знаю почему, но мне нужен йод, я умываюсь свежими водорослями. Скажи мне, почему? — улыбнулась она.
— Может, Марен была больна? — спросил пастор.
— Больна? Да нет же, она была здорова.
— Почему ты так уверена?
— Марен никогда не болела. Никогда. Даже корью. Кто смеет думать о болезнях, если рядом Марен.
— Ты и вправду думаешь, что Марен не могла заболеть?
— Конечно, именно так я и думаю, — она снова сполоснула руки.
— А раньше ты замечала что-нибудь? Дня два назад или неделю?
Сюннива вскрывала раковины, доставала мидий, раздавливала их в жестяной коробке для рыбной наживки, а ракушки выбрасывала в воду.
— Она была на работе… как обычно.
— Каждый день?
Молчание.
— А вчера она была на работе?
— И неделю назад все было нормально, и сейчас у нее все в порядке, — помедлив, сказала Сюннива.
— Я слышал нечто в этом роде, — сказал пастор. — Я читал, что есть люди, которые никогда не болеют, но в жизни таких не встречал. Только в книгах.
— У Марен иногда была температура, она чувствовала себя вялой. Но больной? Никогда! Она могла пролежать в постели день, а то и два, не хотела вставать, просто хотела выспаться. Нет, с ней все в порядке.
— Она беременна?
— Нет, — сказала Сюннива. Она сцедила соль из морской воды таким движением, что пастор понял: его вопросы раздражают ее. Он улыбнулся.
— Как ты думаешь, она знала?
— Что знала?
— Ну, ты понимаешь, что я имею в виду?
— Думаю, она чувствовала, что так произойдет, — пояснила Сюннива. — А это уж нечто другое.
Сюннива знала, все пасторы на один лад. Долдонят об одном и том же, если им что не по нраву или кажется непривычным. Кроме того, она заметила, что нравилась пастору. Не могла объяснить почему, но она единственная на острове не испугалась происходящего. Старалась только быть поближе к Марен. Ни словом не обмолвилась, не упрекнула и не сказала, что могла бы сказать.
— Естественно, я ожидала этого, — сказала она. — Ожидала? — переспросил пастор.
— Да, — повторила Сюннива. — Ожидала.
— Не могу поверить. Не могу представить себе, что ты могла бы такое помыслить.
— Отчего же? — сказала она. — Именно так и подумала.
Марен Грипе, пока еще не предчувствуя грядущих событий, прикрутила фитиль в лампе, взбила подушку, провела руками по волосам и только тогда заметила удивление на лице Якоба. Когда она увидела его, стоящего посреди комнаты, одетого в брюки и рубашку, она сама удивилась, кажется, даже, больше него.
