— «Но вот настал благословенный день, — вслух читала мать, — когда послушничество Хуана подошло к концу. Какое это было радостное событие для его матери и сестры! Радостное и в то же время немного печальное, ибо плоть наша немощна, и могли ли они не оплакивать в сердце своем потерю сына и старшего брата? Ах, если б им дано было знать, что они обретают святого, который будет молиться за них на небесах».
Младшая девочка сказала с кровати:
— Но у нас ведь есть святые.
— Конечно.
— Зачем же тогда еще один?
Мать продолжала чтение:
— «На следующий день вся их семья приняла причастие из рук сына и брата. Потом настала минута нежного прощания — никто не знал, что оно последнее, — с новым воином Христовым, после чего семья Хуана вернулась к себе домой в Морелос. Тучи уже сгущались на небе, и в Чапультепекском дворце президент Кальес[15] обсуждал антикатолические законы. Дьявол готовился напасть на бедную Мексику».
— А стрелять скоро начнут? — спросил мальчик, беспокойно переступая с ноги на ногу.
Но мать неумолимо продолжала чтение:
— «Хуан втайне от всех, кроме своего духовника, умерщвлял свою плоть, готовясь к предстоящим испытаниям. Его товарищи ничего не подозревали, ибо он всегда был душой их веселых бесед, и в праздник основателя ордена именно ему…»
— Знаю, знаю, — сказал мальчик. — Он играл в спектакле.
Девочки широко открыли изумленные глаза.
— А что тут такого, Луис? — сказала мать, заложив пальцем запретную книгу. Он угрюмо посмотрел на нее. — Что тут такого, Луис? — повторила она. И, выждав минуту, снова стала читать. А девочки с ужасом и восхищением следили за братом. — «Именно ему, — читала мать, — разрешили поставить одноактную пьеску…»
— Знаю, знаю, — сказал мальчик. — Про катакомбы.
Поджав губы, мать продолжала:
— «…о гонениях на первых христиан. Может быть, Хуан вспомнил, как в детстве ему довелось играть Нерона в присутствии старого доброго епископа, но на сей раз он попросил себе комическую роль римского рыбака…»
— Не верю ни одному слову, — с угрюмой яростью сказал мальчик. — Ни одному слову не верю.
— Как ты смеешь!
— Нет таких дураков на свете.
Девочки замерли на месте, вытаращив на брата карие, полные благочестия глаза.
— Ступай к отцу.
— Ну и пойду, только бы не слушать эту… эту…
— Повтори ему то, что ты мне сказал.
— Эту…
— Уходи прочь.
Он хлопнул дверью. Отец стоял у зарешеченного окна и смотрел на улицу; жуки ударялись с размаху о керосиновую лампу и с поломанными крыльями копошились на каменном полу. Мальчик сказал:
