Туся посмотрела на Алину, и ей стало смешно — настолько разителен был контраст между тем, что она говорила и что делала. Говорила о монастыре — и красила ногти. Готовилась к отшельничеству — и носила халат, расшитый золотом. Но особенно неприятным было то, что вместо того, чтобы стыдиться своего поступка, Алина гордилась им.
«Как противно все это выглядит со стороны! — Думала Туся. — Подумаешь, трубку он повесил, сказал, что знать ее не хочет! Тоже мне повод для самоубийства!»
И тут Туся подумала о себе и своих несчастьях. Если бы она стала о них рассказывать, получилось бы также банально и неинтересно, как у Алины.
«Наверное, так всегда, — решила она. — Глупость особенно хорошо видна со стороны».
Тусе стало стыдно от мысли, что, должно быть, кто-то думает о ней так же, как она об Алине.
— А эти женщины как попали сюда? — тихо спросила Туся, чтобы сменить тему.
— Да ты говори, не бойся, — громко сказала Алина. — Они все равно ничего не понимают.
Та, что стояла у окна, повернулась к девочкам и сказала:
— Я все понимаю, только мне плохо слышно, потому что у меня свои голоса.
— Какие голоса? — спросила Туся.
Она все еще не могла понять, что находится среди не вполне нормальных людей, и во всем искала здравый смысл.
— Обыкновенные. Инопланетные, — сказала женщина, продолжая что-то высматривать в окне.
— И что они говорят? — ехидно спросила Алина и подмигнула Тусе.
— Говорят, чтобы я следила во-он за теми кустами. Поэтому я от окна не могу отойти.
Тусе стало до слез жалко бедную женщину.
Если тебе четырнадцать и ты со странностями, есть еще надежда на исправление, но если тебе пятьдесят…
— Слушай, — обратилась она к Алине, — а может, она действительно слышит голоса? Об этом снято много фильмов: человек что-то слышит или видит, а ему никто не верит.
— Ага. — Алина скептически прищурилась. Если она слышит голоса, тогда и у Клавдии Петровны предки были енотами-полоскунами.
— Кем-кем? — не поняла Туся.
— Еноты-полоскуны — мои дальние родственники, — вступила в разговор Клавдия Петровна…
Она опять выжимала тряпку, и Туся заметила, что тряпка у нее совершенно белоснежная, чище, чем у некоторых носовые платки.
— От них я унаследовала любовь к чистоте. Не могу выносить, когда в доме натоптано или пыль лежит по углам. Ненавижу грязь, от нее все несчастья.
Клавдия Петровна вытерла лоб тыльной стороной ладони.
— Видишь, руки у нее по локоть белые. — Алина толкнула Тусю в бок. — Это от всяких моющих средств.
