— Извините, — обратилась к ней Вера, изо всех сил стараясь быть вежливой, — в какой палате лежит Кузнецова? Ее привезли сегодня утром.
— К ней только по уходу можно, если пропуск есть.
— Пожалуйста, я на одну минуту.
— Она в послеоперационной палате — туда посторонним нельзя.
— Я не посторонняя.
— У нее уже отец был. И брат. Это не дом отдыха, а больница.
— Скажите, — спросила Вера, оставив ее замечание без ответа, — а есть ей можно?
— Вечером будет можно — когда от наркоза отойдет.
— Ну вот, — обрадовалась Вера, — я как раз принесла ей поесть: лимон в сахаре, грейпфрутовый сок и оладьи — это можно?
— Можно. А мать ее где?
— Понимаете, матери нет.
— Вообще?
— Вообще.
— Ладно, иди. Только недолго. Четвертая палата.
Медсестра показала на дверь рядом с постом. Табличка на двери гласила: «Вход воспрещен!» От этого восклицательного знака Вере стало не по себе, но она вошла. Шурка, бледная, как полотно, лежала на спине с закрытыми глазами, и тут Вера окончательно потеряла присутствие духа, потому что решила, что Шурка без сознания. Ее левая рука была забинтована. Одна нога, до колена закатанная в гипс, была подвязана к перекладине над кроватью, а другая, тоже в гипсе, беспомощно торчала из-под одеяла. На голове тоже была повязка, но Вера сразу поняла, что это просто ссадина, потому что повязка была легкая. Все это в считанные секунды пронеслось у нее в голове, но, еще раз остановив взгляд на этой повязке, Вера вспомнила, что для того, чтобы остаться на всю жизнь инвалидом или, того хуже, отправиться на тот свет, достаточно сломать позвоночник, а голова сама по себе.
— Привет, — тихо сказала Шурка и открыла глаза. — А я слышала, что это ты, но хотела еще поспать, пока ты будешь с ней препираться.
— Не хотела пускать — уперлась и ни в какую.
И охранник тоже.
— У них работа такая, — сказала Шурка. — А у меня уже отец был — он на работу побежал. И брат он за лимоном пошел, сейчас вернется. Ужасно вдруг захотелось лимона.
— Надо же, — обрадовалась Вера. — Я как раз принесла тебе лимон, — она достала из пакета банку. — Баба Зина сделала — лимон в сахаре. И оладьи. Вот, — Вера поставила на тумбочку запотевшую двухлитровую банку, в которой, один к одному, лежали аккуратные, круглые оладьи.
Выглядели они ужасно аппетитно, по-домашнему.
— А сама баба Зина где?
— Баба Зина дома ждет.
— Ты скажи ей спасибо, — попросила Шурка. — И привет передай, ладно?
— Передам.
— Садись, — Шурка показала глазами на стул, который стоял у изголовья. — Только эту штуку убери.
