* * *
Потом Леха — сержанта звали Лехой — исчез. Час-полтора его не было. Старички дремали, но в автобусе становилось зябко. Шофер время от времени включал подогрев.
Снова стукнули — за окном во тьме маячило веснушчатое лицо, рот до ушей:
— Короче, старичье, вас обратно заворачивают. В город никого не велено пускать.
— Куда обратно-то? — утомленно рявкнул шофер. — На кладбище?
Леха хохотнул и исчез.
— Меня дома же ждут, — сказал шофер. — Мать их так… Карантин выдумали. Хоть бы позвонить, сволочи, дали…
Вверху застрекотало. Низко-низко над нами проплыл вертолет.
Потом еще один. Повисел над шоссе, разбрасывая пятна света, взмыл выше и исчез.
Шофер только присвистнул.
— В одна тысяча девятьсот сорок втором… — проскрипел районный совет ветеранов, — на Западной Лице…
— На чем? — спросил шофер.
— Речка такая… Так вот, мы голыми руками, считай, окопались, и так, что генерал горных стрелков Дитль больше за всю войну шага к Мурманску не сделал…
Старик, проявив неожиданную прыть, внезапно оказался у дверей:
— Открой-ка, паренек… Я вас научу в разведку ходить…
Шофер открыл было рот, покачал головой.
— Открой, я сказал!
В руке у него оказалась монтировка, вынутая, видно, из-под сиденья. Он сунул ее в щель и стал выворачивать двери.
Шофер матюгнулся, плюнул:
— Да и хрен с тобой!..
Дед вывалился наружу. Некоторое время было тихо, потом раздался звонкий лёхин голос:
— Дедусь, ты куда? Стоять!..
— А что мне, в кальсоны срать?? — рявкнул в ответ райсовет.
Потом послышался шум.
Шофер покачал головой.
— Хлопнут этого Дитля. Мы ж не в Ольстере — пули у них не резиновые.
Но было тихо.
А потом вдруг что-то большое и темное показалось в дверях. Мы глянули и ахнули: разведчик пер на себе оглушенного Леху!
* * *
Леху разложили на полу, привязав его собственным ремнем к ноге сиденья. В свете единственной лампы, горевшей над передней дверью, мы склонились над «языком». Оживившиеся деды отыскали остаток водки, брызнули Лехе в лицо, потерли виски. Леха открыл заячьи глаза, опушенные белесыми ресницами.
— Вы чо?.. — сдавленно спросил он. С лица его сошла улыбка, и оно может быть, впервые в жизни — приняло осмысленное выражение.
— Не шуми, — строго сказал разведчик и приставил к лёхиному носу раструб автомата. — Шутить я не буду… Прогрей-ка двигатель! — велел он шоферу. И снова наклонился к Лехе:
— Стрельну — никто и не поймет, где это хлопнуло, понял?
— Понял, — безропотно сказал Леха.
— А теперь отвечай на вопросы. Это что — военный переворот?
