Все опытные специалисты в полку прекрасно понимали это и старались готовить машины к полету так, чтобы предусмотреть «тысячи» мелочей. Но дорогостоящие самолеты, а главное — жизни экипажей вверялись также и новичкам. Так что вполне разумным было считать, что именно на них в условиях аэродромной деятельности приказ требовал обратить самое серьезное внимание. С новым пополнением тогда бесконечно много занимались инженеры, опытные техники, механики, оружейники и другие специалисты полка.
А положение советских войск на юге между тем с каждым днем становилось все более тяжелым. Особенно тревожили сообщения Информбюро о развитии наступления немецких войск на Сталинградском направлении. Во второй половине августа фашистам удалось форсировать Дон, прорваться к Волге севернее Сталинграда и отрезать оборонявшиеся в городе войска от остальных сил фронта.
В этих условиях Ставка Верховного Главнокомандования чрезвычайно важную роль отводила воздушной разведке. Перед ней ставилась задача — всеми средствами своевременно выявлять точное местонахождение крупных резервов живой силы и техники противника на стратегически важных направлениях.
К сожалению, 4-й Отдельный дальнеразведывательный авиационный полк продолжал находиться в Монине. Как стало потом известно, вызвано это было тем, что Ставка по-прежнему не исключала повторного наступления немецких войск на Москву. Но в один прекрасный день с Монина поднялась и перелетела на аэродром в Тамбовской области 2-я эскадрилья под командованием капитана Гаврилова. Ей было приказано действовать в интересах Сталинградского фронта. Тотчас в Добринку отправились и наземные авиационные специалисты, среди которых был и я.
Технический состав разведывательной эскадрильи разместился в амбаре неподалеку от колхозного фруктового сада, в котором среди деревьев были рассредоточены и замаскированы самолеты. Спали мы на соломе, разбросанной на полу амбара, укрываясь шинелями. Хотя в прохладные сентябрьские ночи проку от них было мало. Ночью мы мерзли, а днем, что греха таить, голодали. На наше счастье, рядом оказалось поле с неубранной сахарной свеклой. Испеченная на костре, она хоть как-то дополняла наш скудный паек.
Полевой аэродром был хорошо замаскирован. Взлетная полоса, например, проходила прямо в кукурузном поле. Поэтому немецкие «рамы», сколько ни крутились над аэродромом, обнаружить его никак не могли, а следовательно, нас ни разу не бомбили. Но однажды мы все-таки изрядно перепугались, приняв за вражеские самолеты наши штурмовики Ил-2. Они возвращались с боевого задания на малой высоте через аэродром. Кто-то из нас с криком «Воздух!» первым кинулся наутек по кукурузе. Следом, не раздумывая, бросились остальные. От самолета, как известно, не убежишь, да к тому же и бегуны мы были никудышные. Несколько минут оказалось достаточно, чтобы мы, обессиленные, попадали в кукурузу, затравленно уставившись на приближающиеся самолеты. И только тогда обратили внимание на то, что они покачивают крыльями — дают нам знать, дескать, летят свои. Потом мы долго смеялись, вспоминая наш испуганный вид и редкую резвость, с которой драпали к укрытию. Но, честно говоря, это был смех сквозь слезы. Ведь аэродром не имел никакой противовоздушной обороны. Так что, отсмеявшись, мы серьезно задумались над тем, как исправить положение. Решили, что если и в самом деле налетит противник, больше никуда не бежать, а открыть огонь из крупнокалиберных пулеметов, которые находились в штурманских кабинах «петляковых».
