Рядом со мной лежит парень, с головы до ног замотанный бинтами. Лицо тоже накрыто повязкой. Сквозь прорези видны бесцветные глаза. Парень мечется в бреду, стонет.
— Что с ним? — спрашиваю у няни Филипповны.
— Танкист. Вместе с машиной горел. — Она еле сдерживает слезы.
Иногда парень рвется встать с койки, но он крепко привязан полотенцами. Ночами он кричит одно и то же:
— Бей, Мишка! Мишка!.. Стой, стой! Бей гада!
Через неделю ему стало легче. Помогли многократные переливания крови и добрый материнский уход почти сутками дежурившей в палате Филипповны.
Разговорились…
— Как звать?
— Василий.
— Откуда родом?
— С Алтая.
— А точнее?
— Из деревни Кашино Алейского района.
— Ты из Кашино?!
— Да, а что?
— Так я же из Плота вы!
Вот так номер! Земляк в соседях.
У лежачих одно дело — поговорить. Ну и мы отводим душу. Рассказал я, как попал в беду. Он о своей беде рассказал.
Они тоже из засады действовали. Тридцатьчетверку по макушку врыли в земельку рядом с автострадой. Вот тебе и весь маневр.
— Три ихних коробки мы разом гробанули. А дальше, как в дурном сне: противник слева, противник справа. Дали задний ход, вылезли из ямы и развернули на все сто восемьдесят. С версту просекой проскочили и бочком к автостраде! Они тут как тут. Прут, сволочи, как на параде. За тяжелыми танками тягачи волокут пушки. Одного мы скоренько подпалили. И нам досталось, как молотом кто стукнул по машине. Думал, опрокинемся. Устояли. А мотор скис. Давлю на стартер. Завелись. А нас второй раз да по другому месту. Заклинило орудие. Командир командует; «Тараним гадов!» Рванули на всю железку. «Твою душу мать, знай сибиряков…» Треск! Звон! Давим на автостраде все, что давится, — пушки, грузовики. Проскочили колонну от головы до хвоста. Тут и нашел нас третий и последний. Как бы с ходу ударились в каменную стену. В ушах шум. Термитным саданули. Потом огонь, дым, взрыв… Очухался и щенком взвыл. Руки в сплошных волдырях, на лице будто кто костер развел. Экипаж наповал. Жутко смотреть. Как головешки… Заплакал я, вылез через люк и пополз…
Подобрали ребята из 19-й танковой бригады.
Земляк на войне вроде брата в доме. Что забыл — напомнит, что узнал — тебе перескажет.
У жителей алейско-рубцовской степи говорок и тот со своим оттенком, нет в нем чалдонского чоканья. Есть какая-то своя мягкость, что ли. Деревенский говорок степной, и народ здесь с особинкой в лице, красивый народ. А может, мне так кажется? Может, это потому, что моя это родная сторонушка?
