Через месяц мы вернулись на завод, и через неделю меня вызвал начальник цеха и испуганно спросил, что я натворил, что меня вызывает директор. Единственным моим прегрешением было то, что я не сдал резиновые сапоги и ватник. Я пошел в административный корпус, нашел кабинет директора и открыл большую дубовую дверь.
В большой комнате за столом сидела женщина, необычно для военного времени красиво одетая и причесанная. Она спросила: «Мальчик, тебе что?» Я сказал, что меня прислал начальник 12-го цеха к директору. Она очень удивленно спросила: «А ты кто?» Я сказал, что я токарь, фамилия моя Плоткин. «Ааа! Иди сюда», — сказала секретарша. — «Вот тебе лист бумаги, пиши: «Директору завода тов. Соколову. Заявление». И тут я понял, что Вова Соколов, который был со мной на торфоразработках, как-то связан с директором Соколовым. Секретарь продиктовала заявление с просьбой уволить меня в связи с поступлением в техникум. «А вот тебе, — сказала она, — второй лист бумаги. Пиши: «Директору военно-механического техникума тов. Идельсону, прошу принять меня… прилагаю справки о прописке, о здоровье, об окончании 9 классов и т. д.». Секретарша сказала: «Иди в учебную часть техникума, они в курсе дела. До свидания». Я был принят в техникум, причем сразу на второй курс, так как был после 9 классов школы, на электромеханическое отделение.
Так вот, благодаря тому, что я случайно оказался на сене в сарае рядом с Володей Соколовым, изменилась моя жизнь, прервав мою карьеру рабочего.
Что касается Володи, то действительно он был сыном директора ГОМЗа. В дальнейшем он окончил Юридический институт (был такой в то время в Ленинграде), работал в военном трибунале, дослужился до подполковника, но рано ушел из жизни. Догнала онкология. До конца его жизни мы дружили, хотя это может показаться странным.
Перейдя на третий курс техникума, я с моим товарищем Колей Гладциным, с которым я познакомился в техникуме, записался в вечернюю школу рабочей молодежи, чтобы закончить 10-й класс и иметь возможность поступить в высшее учебное заведение. И хотя у нас были разные намерения по выбору будущей профессии, он хотел быть инженером. а я врачом, реализовать это стремление можно было, только закончив 10-й класс. В это время в Ленинграде работали вечерние школы рабочей молодежи. Вот мы и поступили в такую школу (№93 на Лиговском проспекте) и стали ее посещать.
Занятия были вечерние. Мы с утра были на занятиях в техникуме, в 3—4 часа дня возвращались домой, делали школьные уроки, и к пяти часам вечера отправлялись в школу. Следует сказать, что в этот первый послевоенный 1945 год в вечерних школах Ленинграда был очень квалифицированный преподавательский состав. Это был для учителей дневных обычных школ дополнительный заработок. Так, например, русский язык и литературу нам преподавал Меттер (брат писателя, автора «Ко мне, Мухтар» и т. д.), заслуженный учитель, а все математические дисциплины преподавал Модель, кандидат математических наук, известный в Ленинграде педагог, и т. п. Выпустились мы в 1946 году, первом году, когда ввели аттестат зрелости. Во время учебы в вечерней школе у нас сформировался дружеский круг, в особенности мальчиков, и мы дружили потом многие годы, но по нисходящей, из-за того, что разъехались, женились, получали различные специальности и появлялись соответствующие интересы. Но именно среди этих ребят Борис Якерcберг стал моим самым близким другом на всю жизнь. Дружил я и с Колей Гладциным, с которым я учился в техникуме, а потом и в институте, но это была странная дружба. Мы были привязаны друг к другу, и Коля был верным другом, но в его семье (у отца и матери) были нескрываемые антисемитские взгляды, и я в какой-то момент перестал бывать в их доме. Коля рано ушел из жизни (в 31 год) из-за гнойного менингита. Были и менее близкие друзья среди ребят, с которыми я кончил эту школу.
