Мерное, углубленное дыхание — дышит земля, и небо дышит. На сердце нежное ложится, по холодочку. Проясняются куски замерзшего неба — теплом ласкается; совершается очень важное!
Последний штрих: шлепает снег босыми ногами, шмыгает носом — веет на нас грустью. Ты не плачь, снежочек, Бог даст — свидимся. Утрет солнце прощальные твои слезки: жалко солнышку. До скорой встречи!
Деревья скидывают грязные рубища: мерзнется беднягам, щелкает по коре морозец. Вот-вот облачат они голые свои плечи в тончайшую нежно-зеленую ткань — через нее просветят лучи. И скучная, бледная Россия вся пойдет лучами: и ранними грозами; и первым жужжанием жучков; раскроются почки у шиповника и клена; зацветут береза и тополь; поднимутся к Жизни осина, вишня и груша; заворошится отоспавшийся дуб; пожелтеют одуванчики; оживут липа и слива; разрежут небо стрижи; оживут и ясень, и анютины глазки, и черемуха с бузиной, и яблоня с вишней; и раскроются сирень, ландыши, незабудка, рябина — и все откроется для Жизни, жизни в Боге. Наступит срок — всему свой черед.
А сейчас на душе как-то покоем отмечено: это ведь Ты, Боже!.. Это весь Ты…
Дразнит нас предвкушение чего-то, вот-вот оно произойдет! Скоро Душа сбудется, и — вслушайся же! — в самом тебе отдается необычное эхо — ты наполнен. Последний штрих — и картина завершена, Левитану на зависть: на опушках первая травка; зеленеют листья вербы и ольхи, осины, клена и березы; смущенно краснеет медуница; сонно зевают мухи; женятся птицы, строят дома.
Стоишь, сирота, молчишь… смотришь сквозь слезы: красота какая, гармония!.. Сбереги ее в сердце своем, теперь весна начнется!
Адам хотел кинуться на улицу, подставить лицо дождю — заразиться этим благостным смехом, ведь «это не скучный дождь, это веселая мартовская капель. Она вызывает солнце»; это не просто хотение, это «душа просит»! Но вместо этого он стоял, как вкопанный, и зачарованно смотрел на первый дождь — на «миро небесное», которое освящает наш мир.
В зените своей жизни, тридцати трех лет, стоял он в зеленеющих одежах, в ранней весне, стоял во славу Жизни, заигравшим сердцем. Лицо страдальца: большие карие глаза… эти глаза, глубоко серьезные и грустные, владеют всем лицом, литографическим оттиском вкраплено в них глубокое душевное потрясение. Этот человек — воистину ищущий, пилигрим, странствующий к счастию своему дорогой Любви; он поступает по духу, а не по плоти, он как будто с другой планеты — какой планеты?.. Он еще не потерял искры жизни, против мира не озлобился, и его страдающее сердце по-прежнему исполнено веселья, какой-то нерушимой детской радости: оно и смеется, и плачет… оно готово к
