— Ох, — сказала она и улыбнулась. — Какая встреча!
— Вы что, знакомы? — удивился Ярослав.
— Ага, — ответила она, — мы работали вместе, курьерами.
Самое забавное, что в тот июльский день она непрерывно жмурилась на солнце, я так и не понял, какого цвета у нее глаза. А сейчас был полумрак, и тоже непонятно. Наверное, я слишком пристально вглядывался, потому что она смущенно отвернулась. В ее розовом ушке блестели серебристые кольца, штук шесть, не меньше.
— Кстати, куда ты делась? — спросил я. — Очкарик сказал: пришла вся заплаканная и тут же уволилась.
— О, — вздохнула она. — Дурацкая история. Я распсиховалась. Ко мне начал приставать один старикан.
— Вот черт! — выругался я, хотя подозревал что-то подобное.
— Причем, знаете, что я доставляла этому старикану? Какие-то очень умные книги по педагогике, — фыркнула она.
— Точно, маньяк, — резюмировал Ярослав, нетерпеливо отсекая часть истории, где еще не было его.
Девчонка улыбнулась и вдруг прильнула к его плечу, а он поцеловал ее в макушку. Мне стало еще тоскливее, честное слово. Тут к нам подошла артистка — бывшая Офелия, нынешняя жена Карла Валленды. Встала, покачиваясь с носка на пятку.
— Как дела, молодежь?
— Все хорошо, мам, — ответила девчонка.
Когда они очутились рядом, отпали все сомнения — «французская красота», увядающая в одной, плавно расцветала в другой. Как я раньше не сообразил.
— А у вас тут… куртуазно, — сказала артистка. — Он, она и третий.
Кровь прилила к моим щекам, но Ярослав рассмеялся, оценив шутку. Девчонка тоже улыбнулась, и бледные веснушки запрыгали по щекам, будто живые.
— Что вы тут делаете, молодежь? — с грустью сказала ее мать. — В вашем распоряжении — восхитительная звездная ночь, бесконечные дороги, деревья над головами. Что вы делаете?
И тут меня ошпарило:
— Ч-черт, а который час?
Я торопился, но прибежал домой в начале одиннадцатого. Мать не спала. Сидела в ночной сорочке за низким столиком из искусственного камня, собирала головоломку. В последнее время это занятие заменяло ей таблетки в синей склянке.
— Извини, задержался в театре, — сказал я. — Эта не приходила?
— Все хорошо, — ответила мать и устало откинула волосы со лба. На лице жирно белели остатки крема. — Она позвонила и сказала, что больше не будет к нам ходить. У тебя все хорошо…
Фотография Ярослава на проволоке появилась в газете (я сохранил и эту газету). Он обмолвился, что скоро театр отправится на гастроли — наделавших шуму «Летающих» уже ждали в трех городах. Девчонки сходили по нему с ума, честное слово. Звали в кино, вздыхали у стеночки. Но он ухитрялся разговаривать с ними так, что никто не обижался и не устраивал обычных в таком деле мелкотравчатых драм.
