В багажнике оставалась пара пакетов. Успеет ли до грозы девчонка в веснушках? Наверное, ей будет несладко, когда задрожит земля. Я успел. В контору вернулся к пяти часам. Небо набрякло влагой, но затаенно молчало. В комнатке было все так же душно. Очкарик сидел за перегородкой, медленно разбирал квитанции и каждую разглядывая чуть не под лупой. С видимой неохотой он принимал работу и выдавал деньги пунцовым от жары, уставшим ребятам. Я приблизился к конторке. Очкарик изучил мои бумаги, скривил лицо:
— Почему измяты? Вот тут на сгибе дата почти стерта, могу и не принять!
Перед ним стоял стакан с лимонадом, пузырьки весело поднимались по стенкам. Вентилятор обдувал заставленное коробками убежище. Вот бы засунуть бумажку ему в рот. Но пришлось виновато улыбнуться, потому что у меня к нему было дело. Я оглянулся и спросил:
— Слушай, друг. Тут девчонка с утра была. Номер сто пять. Уже отстрелялась?
Очкарик глянул на меня, как на микроба, и продолжил разглаживать квитанцию, которая была совершенно не измята. Подлюга.
— В веснушках такая, — сказал я.
Очкарик хмыкнул.
— Да понял я. Как пришла, так и ушла.
— Что?
— Не работает она больше.
— Почему?
— Потому. Я тебе объяснять это должен?
— Не надо объяснять. Просто по-человечески скажи.
— Да откуда я знаю. Пришла зареванная. Откуда я знаю! — раздражился Очкарик. — Меня не касается.
У меня кулаки чесались, честное слово. Но я даже тут сдержался.
— Дай мне ее адрес, — попросил спокойно. — У тебя ведь есть.
Очкарик снова хмыкнул и отвернулся. Скрепя сердце отсчитал мне деньги, положил на блюдце и подтолкнул в окошечко.
— Что тебе стоит? Вон журнал, открой и прочти, — сказал я.
— С какой стати? — ответил он. — Меня ваши шуры-муры не касаются.
— Будь ты человеком, — попросил я. — Только адрес. Или как зовут, а?
— Иди отсюда, а то уволю к черту, — рявкнул вдруг Очкарик.
Я знаю, что это все очень долго копилось. Словно гроза в небе. Не успел Очкарик охнуть, как я уже ворвался в затхлое убежище за плексигласовой перегородкой, схватил его за грудки и поднял над стулом. Он заверещал.
Я просто хотел его тряхнуть хорошенько. Но тут вдруг увидел, как болтаются в воздухе его голые ноги. Оказывается, он сидел, опустив ступни в таз с водой. Рядом стояли огромные ботинки. Июльский зной на дворе, а у него ботинки на каблуке, размера так сорок пятого. А сам он — плешивый карлик. И все замкнуло. Словно гроза. Лиза, рельсы, цветы, по которым муравьи ползут. Людишки, которым лучше не жить на белом свете. Оттиск каблука в сырой земле.
