А затем в разгар паранойи и самоанализа выступил Уэртем со своими инсинуациями. Во тьме, что пала на DC Comics в период слушаний в конгрессе и публичных отречений, сохранилась лишь горстка супергероев, и при выключенном свете все они одичали. Как будто прямо сквозь плоть стали тошнотворной зеленью просвечивать их скелеты – наружу выходили поразвлечься их радиоактивные, ночные, темные «я». Даже Робин не уцелел пред лицом едкой контратаки вытеснения. Чудо-Мальчик сдался, обессиленный приговором злого доктора У., и на поверхность всплыли жуть, скисшая тушь и шепотные намеки.
В душе Робин теперь сомневался, что роль в жизни Бэтмена назначена ему навсегда. В историях вроде «Напарник Бэтмену!» Чудо-Мальчик хоронился, хандрил и нервно потел, все сильнее подозревая, что его выпихивают в пользу Вингмена[87], взрослого, который наряжался под голубя, раскрашенного хипьем из баллончиков. Эта угроза оказаться на обочине возникала все чаще, а Робин становился все суетливее и слезливее.
Поскольку ни музыкой, ни звуковыми эффектами подчеркнуть эмоциональную сцену в комиксе нельзя, приходится полагаться на слезы ручьем и мелодраму. Дабы до юных читателей дошло, что персонажи очень огорчены, эти последние вынуждены рыдать в голос.
Рассчитывать, что похожие на маски и зачастую скрытые масками лица смогут передавать недосказанность, – все равно что ждать актерской игры от витража. Эмоции транслировались на максимальной громкости. Преступления запретили, от души подраться нельзя, а выжить ужас как охота, поэтому супергерои отдали свое достоинство на откуп духу времен и принялись болтать о своих нуждах, страхах и (ах!) надеждах.
И в пятидесятых Чудо-Мальчик из прыгучего идеала малолетнего борца за справедливость превратился в плаксивого надутого невротика, живущего в страхе, что возлюбленный Бэтмен променяет его на новых мальчиков, половчее, – или, что еще хуже, поддастся чарам Бэтвумен. Нижняя губа у Робина обиженно выпятилась и застыла так навсегда – спасибо художнику Шелдону Молдоффу, – а мир Чудо-Мальчика обернулся шизоидным адом холодной войны, где Бэтмен втайне строит планы предать напарника и бросить, едва тот отвернется. Застав Крестоносца в Маске за чаем, Робин мигом делал вывод, что термос норовит занять его место подле Бэтмена, и заливался слезами. На обложках мальчик приходил, скажем, к церкви и видел, как Бэтмен и Бэтвумен спускаются с крыльца, прямо в супергеройских костюмах, а свадебный реквизит, привет из сновидений, лишь подчеркивал сюрную непристойность этой картины. Снова и снова читателям показывали, как Робин открывает дверь, а Бэтмен и Бэтвумен смотрят на него снисходительно, подразумевая, что ребенок помешал важному делу, которое доступно лишь пониманию взрослого.
