Вцепившись в Лизу, Жорж навалился на нее, упав лицом ей на грудь, и начал сползать на пол, стягивая с Лизы платье. Лиза, одной рукой пытаясь удержать платье на себе, а второй сражаясь с зиппером, который снова заело – похоже, окончательно, – увидела, что из спины Жоржа торчит инородный предмет: портновские ножницы, вогнанные в тело почти до самого шарнира.
Ошалевшая Лиза, не отдавая себе отчета, ухватилась за кольцо и потянула на себя. Острие, измазанное красным, легко выскочило из спины у Жоржа, и ножницы остались у Лизы в руке. Жорж в последний раз издал тихий хрип и рухнул к ногам Лизы, совершенно стянув с нее платье, крепко зажатое в его костенеющих руках. Вокруг раны у него на спине медленно расплывалось неровное багровое пятно.
Лиза замерла на месте, оцепенело глядя на Жоржа и не зная, куда девать испачканные ножницы, с которых падали кровавые капли. Слева от нее раздался шорох. Лиза обернулась на звук, и тут же все потонуло в невыносимо ярком свете. Сквозь застилавшие зрение цветные пятна Лиза кое-как разглядела взобравшуюся на подоконник Варвару Горобец. Прежде чем Лиза успела пошевелиться, разряд вспышки снова ослепил ее, и она во второй раз оказалась запечатлена на пленке – дезабилье, над трупом Жоржа, с окровавленными ножницами в руке.
Двух раз с Лизы хватило. В ярости она швырнула ножницами в вездесущую журналистку, но та вовремя пригнулась, и ножницы пролетели над ее головой. Затем Горобец спрыгнула с подоконника и пропала во мраке. В мозгу у Лизы назойливо колотилось: скорее догнать ее и отобрать пленку! Нагнувшись, Лиза выдрала из хватки покойника платье и, придерживая его на груди, метнулась к выходу. Она почти на ощупь миновала оранжерею, распахнула дверь в сад – и прямо перед ней, возникнув из темноты, предстал предатель Левандовский, наверное решивший изловить беглянку по заданию сообщников!
– Лиза! – воскликнул летчик, пытаясь ее удержать. Но та увернулась, ища спасения на танцплощадке, среди карнавального безумия. Груди не хватало воздуха, путь преграждали танцующие пары, а по голой спине хлестал жгучими плетями и злобными диссонансами вторгался в слух какой-то невыразимо жуткий вальс. Бог знает кому и зачем пришло в голову сочинять и исполнять эту кошмарную музыку, если только она не звучала лишь в несчастных Лизиных ушах, столько всего сегодня наслушавшихся…
Кощеи и паяцы щерились ей навстречу, хватали за руки, не пускали туда, где в самой гуще буйного разгула ей виделась фигура журналистки. Казалось, вот-вот, и сборище опасных масок, развернув перепончатые крылья, взмоет к небу и обрушится на нее, выпустив клыки и когти. В сознании застряло лицо Скромновой, бросившейся ей наперерез, но и та не смогла остановить Лизу, которая немного пришла в себя лишь под взглядами слепых идолов на бесконечной лестнице, где поневоле следовало быть осторожной… Того и гляди собьешься с ритма ложившихся под ноги ступенек и, запутавшись в подоле платья, покатишься вниз кульком волос и костей.
