На миг Гримберту стало его даже жаль. Реликт старых времен. Вроде отца. Можно лучше баллистического анализатора вычислять расстояние для стрельбы или обладать бесстрашием дракона, но если мозг с возрастом костенеет, утрачивая способность гибко мыслить, просчитывать комбинации и строить схемы, все это бесполезно. Оружие должно быть эффективно, чтобы служить. Неэффективное вешают над камином.
- Разве это имеет значение, мой друг? Лучше думай о том, как будет пылать Арбория. Как по мне, эта мысль несопоставимо более приятна.
- Глухарь на току, - внезапно произнес Магнебод со скрежетом, - Сообщение от твоего тайного приятеля. Кажется, теперь я понял.
Гримберт легко забрался в бронекапсулу и занял место в кресле. С высоты в три человеческих роста мир выглядел привычно и успокаивающе. Гул работающего на холостых оборотах реактора в глубине грудной клетки «Тура» не изменился, но Гримберту показалось, что в нем появились мурлыкающие нотки - стальной воин приветствовал его, своего единственного владыку и сюзерена. Он тщательно закрепил многочисленные путы амортизационных нитей и убедился, что все настроено и отлажено наилучшим образом. Гунтерих не зря ел свой хлеб.
Он вытянул из специального разъема гроздь холодных нейро-штифтов, похожих на связку металлических змеиных хвостов, и стал медленно вставлять их в отверстия, слыша удовлетворенное бормотание аппаратуры. Каждый контакт отзывался мягким щелчком где-то в затылке.
Опытный рыцарь никогда не вставляет штифты все сразу, одновременно. Во-первых, можно повредить нервную систему. Единение человека и машины – сложный процесс, не терпящий небрежности и спешки. Нужно терпение и осторожность, чтобы живое и неживое стали единым целым. Во-вторых – Гримберт неохотно признавался в этом самому себе – он старался растянуть удовольствие перехода.
Это было похоже на вознесение к райским вратам после инъекции чистого морфия.
На смену расплывчатым формам и блеклым цветам привычного ему человеческого мира приходил другой, состоящий из миллионов новых оттенков, для которых не было названия даже на высокой латыни. Мир покрывался тончайшей изморозью траекторий и схем, обозначая невидимые воздушные течения, расчетные траектории движения и электромагнитные поля, серебрился ажурными узорами баллистических вычислений.
Гримберт с наслаждением повел плечами, чувствуя, как многотонная громада «Тура» послушно подчиняется ему, едва слышно гудя серво-приводами. Его тело больше не состояло из слабой плоти – одна сплошная бронированная сталь. Сердце больше не качало кровь, не стучало, теперь в его теле разливался лишь тихий гул электрической мощи. Мысли превратились в спокойные четкие импульсы, утратив человеческую суетливость, Гримберт легко управлял их течением, производя сложные вычисления. Это был его мир – привычный, удобный и знакомый. Жаль, что глухое забрало «Золотого Тура» не было способно улыбаться, иначе Гримберт обязательно улыбнулся бы.
