Значит, юго-восточные ворота? Неплохо, Лаубер, неплохо. Неплохо, хитрый ты сукин сын. Даже про квадов не забыл…
Гримберт, не удержавшись, взглянул на сосредоточенное лицо графа Женевы, внимавшего словам сенешаля. Бесстрастное, бесцветное, оно напоминало холодную безжизненную пустыню, в которой не способен был укорениться даже самый живучий, переживший Проклятые Чумные Века, штамм.
Гримберт надеялся, что хотя бы раз в жизни на этом лице возникнет подобие человеческого чувства. В тот миг, когда оно коснется деревянной колоды и по бледной щеке скользнет узкая тень опускающегося палаческого топора.
Гримберт надеялся, что не пропустит этот момент.
***
Когда людская масса потекла прочь из шатра, тяжелая и густая, точно мед из треснувшей бочки, Гримберт был единственным, кто остался на своем месте.
Кажется, сенешаль этого не заметил. Закончив речь, он отвернулся от пустых кресел, враз потеряв добрых пару добрых дюймов роста. Эта перемена не укрылась от внимательного взгляда Гримберта. Держа речь перед рыцарями, императорский сенешаль казался крепким и статным, точно колонна, выдерживающая на себе исполинский вес камня, но это сходство едва ли не мгновенно пропало, стоило военному совету подойти к концу.
Гримберт осторожно кашлянул.
- Кто здесь? – Алафрид резко повернулся, щурясь, чтоб разобрать лицо Гримберта в неверном свете масляных ламп, - Что вам угодно, сир?
- Всего лишь небольшое уточнение, господин сенешаль, - Гримберт коротко поклонился, - По поводу Бароло. Без сомнения, лангобарды большие мерзавцы, но к нападению на Бароло они не причастны. Насколько мне известно, резню среди местных жителей учинил сам граф Асти, впав в неконтролируемую ярость после инъекции левамфетамина. Кажется, он принял своих собственных людей за адское воинство, явившееся по его душу, и успел опустошить боекомплект, прежде чем осознал ошибку. Мне поведал об этом его бывший оруженосец.
Алафрид неспешно кивнул.
- Мне ли не знать. Я потратил пять флоринов из своего кармана, лишь бы замять это дело. По счастью, граф Асти скончался еще до того, как имперские дознаватели принялись за работу. Задохнулся прямо внутри своего доспеха. Возгорание внутренней проводки, я слышал.
- Весьма благоразумно с его стороны.
Алафрид усмехнулся.
- А теперь хватит валять дурака и иди сюда, лукавый мальчишка. Обними своего дядюшку, пока у него в теле остались целые кости!
Они обнялись – с осторожной почтительностью людей, не желающих причинить друг другу боль. По поводу своих костей императорский сенешаль, безусловно, преувеличивал, силы в его руках еще хватало. Но сила эта не была похожа на ту силу, что помнил Гримберт, хлещущую словно родник из скалы. Теперь она казалась более мягкой, осторожной, уклончивой.
