Он узнает. Обязательно узнает – когда придет черед. Не раньше и не позже.
- Не преувеличивай. Просто пытаюсь свести к минимуму любой риск.
- Риск!.. – Магнебод мрачно хохотнул, отчего некоторые слуги рефлекторно шарахнулись в сторону, - Я ведь знаю тебя, ваше сиятельство, знаю, как устроены шестеренки в твоей голове. Ты опять что-то задумал, а? Глухарь на току, значит?
Гримберту не хотелось отвечать. Он отпил немного вина, делая вид, что разглядывает лагерь.
Разглядывать, по большому счету, было нечего, все походные лагеря похожи друг на друга. Котел с густым человеческим варевом, клокочущим на огне сдерживаемой ярости. Этот был разве что больше прочих. Народу набилось столько, что драные солдатские палатки почти вплотную соседствовали с пестрыми шелковыми шатрами, над которыми развевались рыцарские вымпела. Чуть поодаль виднелись силуэты доспехов, заботливо прикрытые мешковиной и брезентом, этакие огромные бесформенные валуны, еще не явившие свою силу. Осадные орудия разместились неподалеку, без интереса изучая своими огромными глазницами низкое, обожженное солнцем, небо Лангобардии.
От многочисленных костров доносился смех и пререкания на великом множестве наречий, среди которых Гримберт с отвращением улавливал царапающие слух нотки квадского диалекта. Даже пахло здесь так, и должно пахнуть в любом лагере - подгоревшей кашей, лошадиным навозом, керосином, ладаном и оружейным маслом. Гримберт поморщился и для виду прикрыл нос тонким кружевным платком, поспешно поднесенным одним из слуг.
- Ты хитрец, ваше сиятельство.
- Что?
Оказывается, все это время Магнебод внимательно разглядывал его. И хоть в его взгляде не было враждебности, один лишь только интерес, Гримберт машинально напрягся.
- Тебе двадцать пять. Это значит, тебе было двенадцать, когда я встал под твое знамя, присягнув маркграфу Туринскому и вверив ему свою душу, как когда-то вверял ее твоему отцу. Если я что-то и понял за это время, так это то, что ты ничего не делаешь случайно, Гримберт. Я заметил это еще когда ты был ребенком, рубящим палкой бурьян и воображающим, что это сарацинское войско. Даже если речь шла о забаве, ты подходил к ней так серьезно и обстоятельно, будто разрабатывал план генеральной битвы. Если шкодничал, то просчитывая шалость на дюжину шагов вперед, так, чтобы не получить наказания. Твой отец ворчал, но знаешь, у меня даже дух иногда захватывало, так ловко ты всё оборачивал в свою пользу.
