Анюта сочувствует:
— А что ж вы, Ермолай Павлович, так себя изнуряете, вовсе уставший со службы являетесь?
— Наш Скоробогатов мужик оборотистый, он дешевых поставщиков имеет. И все твердит: «Лучше раз в карман рубль положить, чем сотню ни разу!» Вот по этой причине у нас в магазине цены самые унизительные. Публика к нам так и прет, да я еще должен при растворе постоять.
— Это при каком таком растворе?
— Да возле дверей входа, на прохладном ветру. Как увижу подходящего звания фигуру, так и тащу ее к прилавку чуть не за рукав, зазываю: «Шелк, атлас, канифас — все товары для вас! Задарма купите — в нашу фирму заходите! У нас без обману — радость вашему карману!»
— И заходят?
— На руках заносим, с песнями! А уж как раствор покупатель пересек, тут все равно что карась в сеть попал — трепещет, но не вывернется. Выше ушей товаром завалим. Без покупки редкий от меня ускользнет. За это хозяин и отличает.
Зевнет Ермолай, потянется сладко да скажет:
— Туши, Анюта, лампу, спать хочу!
…Так и побежали недели, месяцы, годы.
Минуло пять лет. В судьбе Ермолая наступили значительные перемены. Началось с того, что перед самым Днем Святой Троицы старший продавец Филиппов с нетрезвых глаз полез купаться в Неву, в которой и утонул.
Труп, раздувшийся от бурой воды, выловили через неделю и схоронили на Волковом кладбище.
Уже во время поминок Скоробогатов посадил неподалеку от себя Ермолая, а по окончании застолья сказал ему негромко:
— Есть у меня для тебя сурпризец. Завтра с утра приди в магазин пораньше, потолкуем.
Толковать долго не пришлось. Хозяин на другой день объявил:
— Потому как вижу твое уважение к моей персоне и усердие по службе, назначаю вместо утопшего — старшим продавцом.
Это означало увеличение жалованья почти в три раза и избавление от все-таки унизительного стояния «в растворе».
Тем временем Олимпиада, скучавшая после неожиданно исчезнувшего из-под окон казака Левченко, стала вдруг с какой-то грациозной вежливостью изъясняться с Ермолаем. С ней, впрочем, у нового старшего продавца и прежде были непринужденные отношения. Ермолай вел себя до некоторой степени нахально, пускаясь на рискованные разговоры:
— Что ж вы, Олимпиада Федоровна, столь обманчивую внешность имеете?
Олимпиада удивлялась:
— Вы об чем намекаете, Ермолай Павлович?
— Сказывают в народе, что к вам сыночек купца Артамонова сватов засылал. И вы ему отказали, так он, сердечный, вторую неделю с горя пьет — не просыхает.
