-- Ну, въ Готель де-Франсъ, такъ въ Готель де-Франсъ,-- согласился Николай Ивановичъ.
Глафира Семеновна прибралась съ вещами и усѣлась.
-- Говорятъ, здѣсь испанская земля начинается, хоть и принадлежитъ эта земля французамъ,-- начала она.-- Мнѣ Марья Ивановна сказывала. Въ гостинницахъ лакеи и горничныя испанцы и испанки. Извозчики испанцы.
-- Вотъ посмотримъ на испаночекъ,-- проговорилъ мужъ, осклабясь.-- До сихъ поръ видѣлъ испаночекъ только въ увеселительныхъ садахъ на сценѣ, а тутъ вблизи, бокъ о бокъ...
-- А ты ужъ и радъ? У тебя ужъ и черти въ глазахъ забѣгали!-- вскинулась на него супруга.
Николай Ивановичъ опѣшилъ.
-- Душечка, да вѣдь я на твои-же слова...-- пробормоталъ онъ.
-- То-то на мои слова! смотри у меня!
Поѣздъ убавлялъ ходъ и наконецъ остановился на плохо освѣщенной станціи.
-- Біаррицъ! Біаррицъ!--кричали кондукторы.
Дверь купэ отворилась. Вбѣжалъ носильщикъ въ синей блузѣ и заговорилъ на ломаномъ французскомъ языкѣ. Что онъ говорилъ, супруги не понимали.
-- Испанецъ,-- сказала Глафира Семеновна мужу про носильщика.-- Слышишь, какъ онъ говоритъ-то? И меня синьорой называетъ.-- Вуатюръ пуръ ну... Готель де-Франсъ,-- объявила она носильщику.
Супруги вышли изъ купэ и поплелись за носильщикомъ.
У станціи стояли и кареты, и омнибусы. Нашлась и Готель де-Франсъ, супруги не обманулись. Былъ на станціи и проводникъ изъ Готель де-Франсъ. Онъ усадилъ супруговъ въ шестимѣстный омнибусъ, поставилъ около Глафиры Семеновны ея картонки со шляпками и побѣжалъ съ багажной квитанціей за сундукомъ супруговъ.
А дождь такъ и лилъ, такъ и хлесталъ въ стекла оконъ омнибуса. По временамъ завывалъ вѣтеръ, сверкала молнія и гремѣлъ громъ. Была буря. Омнибусъ, въ ожиданіи багажа, стоялъ около плохо освѣщеннаго однимъ газовымъ фонаремъ станціоннаго подъѣзда. Площадь передъ станціей была вовсе не освѣщена и чернѣлось совсѣмъ темное пространство. На подъѣздѣ переругивались носильщики на непонятномъ языкѣ, который супруги принимали за испанскій, но который былъ на самомъ дѣлѣ мѣстный языкъ басковъ. Все было хмуро непривѣтливо. Николай Ивановичъ взглянулъ на часы и сказалъ:
-- По парижскому времени четверть одиннадцатаго. Достанемъ-ли еще чего нибудь поѣсть-то въ гостинницѣ? Ѣсть какъ волкъ хочу,-- прибавилъ онъ.-- Двѣ порціи румштека подавай -- и то проглочу!
-- Ужъ и поѣсть! Хоть-бы кофе или чаю съ молокомъ и булками дали -- и то хорошо!-- откликнулась супруга.
Но вотъ сундукъ принесенъ и взваленъ на крышу омнибуса, проводникъ вскочилъ на козлы и лошади помчались по совершенно темному пространству. Ни направо, ни налѣво не было фонарей. Глафира Семеновна была въ тревогѣ.
