Потом спросил меня Министр: «Есть ли у вас Доктора?» «Мы имеем, — отвечал я, — людей весьма приветливых, услужливых и набожных, и весьма ученых. Они столь совестны, что, прописав больному лекарства, и если он выздоравливает прежде истрачения оных, за оные сами платят. Они берут только в таком случае, когда что прописывают, хотя к иному больному и часто приходят; прописывают же они всегда самое нужное и необходимое. Они столь скромны, что выздоровление больного приписывают Божию произволению и сожалеют о своем невежестве и небрежении, когда лечившийся у них умирает».
«Есть ли же в вашей части света прав учители?» «Есть, — ответствовал я, — но не более надобного».
«Поэтому у вас их очень немного, — примолвил мой господин, — или вы сварливый народ? Что за животные ваши прав учители?» «Они долгое время обучаются с рачением законам и правам, и их на судейские места прежде не определяют, пока не освидетельствуют их совершенно в нужном к тому знании, и не узнают точно о добрых их нравах. Спето причиною, что у нас в делах нет ни крючков, ни остановок, и бедные челобитчики, имеющие право, хотя и не имеют денег, никогда не разоряются. Они немедленно к настоящему делу приступают и двомысленным своим красноречием не стараются превращать белое в черное. Ни один не будет спомоществовать несправедливости и притеснению, разве челобитчик его обманет; но когда ошибку свою усматривает, то немедленно оставляет защищение несправедливой стороны. Сия предосторожность, с которою поступки и знание молодых Юристов рассматривают, есть причиною, что наши прав учители и стряпчие столь же славны, как и наше духовенство».
«Знаешь ли ты, Пробузомо, — говорил мне Министр, — что я из сказанного тобою заключаю, что знатнейшие ваши политики дураки, и вы вскоре можете послужить хищением другого какого народа; или ты для своей земли ни мало не разумеешь, или чрезмерно лжешь и думаешь, что я всему легко могу поверить. Я уже несколько лет у Каклогалян первым Министром во владение всемилостивейшего нашего Государя, Гиппомина Коннуферента, любимца солнцева и увеселения месяцева, страха всей вселенной, двери блаженства, источника чести, раздавателя государств и верховного жреца Каклогалинской церкви. Я уже давно, как то тебе сказывал, по повелению всемилостивейшего моего Государя заступаю место первого Министра; и если бы мне кто сказал, что сей или другой в рассуждении веры собственные свои пользы пренебрегает и, обладая великою властью, справедливость наблюдает наистрожайше, також со всяким поступает с особливым человеколюбием, то бы я ему столько же поверил, если бы мне сказал, что льстец в своих похвальных речах весьма точно последует истине, или что стихотворец, который писаниями своими старается великих людей прославить, думает, что они действительно обладают всеми теми изящными качествами, кои им приписывает; или что в своих приписаниях только то одно намерение имеет, чтобы чрез славный пример своего благодетеля подать другим наставление. Дела мои созывают меня теперь ко двору; Государь не слыхал о тебе еще ничего, ибо никто не осмеливался объявить ему о тебе без моего ведома, опасаясь подвергнуть себя за то справедливому моему гневу. Завтра же представлю я тебя сам Его Величеству».
