Димка вздохнул, припоминая, как накануне Октябрьской они с матерью отсылали на фронт подарки бойцам. Кроме конфет и пачки махорки, Димка вложил в посылку варежки и теплый шарф. А Екатерина Николаевна посоветовала послать еще и валенки. Мальчишка пожал плечами: вряд ли взрослому бойцу придется впору детская обувь, но спорить с матерью не стал, и валенки поехали на фронт… Вместе с Димкиным письмом.
Он стал читать дальше. Красноармеец Катя Сорокина писала, что она измучилась с обувью: все никак не могла подобрать валенки поменьше, а тут как раз посылка. Катя сообщала, что в Димкиных валенках она уже в одну из своих снайперских засад срезала двух фашистов и записала их на Димкин счет.
— Спасибо тебе, Катя! — от души сказал мальчишка, представив, как на снегу в засаде лежит эта геройская девушка, чем-то похожая на Виолетту, и ждет врага.
Димка решил показать письмо матери и побежал в госпиталь. Здесь царило необыкновенное оживление. Раненые поздравляли друг друга, глаза их светились радостью.
— Ну! Как жизнь молодая? — приветствовали они Димку. — Лупим, говоришь, гада?
— Лупим! — улыбнулся Димка и тут же громко прочитал письмо Кати Сорокиной.
— Ого! Вот это Катя! — смеялись бойцы и наперебой жали Димке руку, словно это он срезал двух фашистов.
Когда оживление немного улеглось, Димка заметил у стены койку с новеньким. Из-за бинта на голове мальчишка не сразу узнал лейтенанта Евдокимова, а узнав, радостно бросился к нему, будто к старому другу:
— Здравствуйте! Ну как вы?!
И смутился: совсем неуместной была его детская радость при виде искалеченного, страдающего человека.
— А-а, это ты, юнга, — посмотрел из-под бинтов Евдокимов. — Здравствуй… Видишь, как встретились…
Димка хотел было спросить про жену и дочку, но вовремя прикусил язык, а лейтенант, словно поняв его, сказал:
— Пропали мои… Не знаю, где они и что с ними…
— Найдутся! — горячо, словно убеждая сам себя, сказал Димка. — Обязательно!
— Конечно, найдутся, — пробормотал лейтенант и за что-то поблагодарил: — Спасибо…
Улучив минутку, Димка разыскал мать и справился о лейтенанте.
— А-а, — суховатым докторским тоном сказала Екатерина Николаевна, — Евдокимов? Ранение головы и плеча. Плечо меня не беспокоит, а вот голова… Рана глубокая, боюсь кровоизлияния.
— Ты уж постарайся, — сурово попросил Димка.
— Я уж стараюсь, — улыбнулась она и внимательно посмотрела на сына: худой и большеглазый стоял перед ней Димка, совсем не похожий на того, «довоенного» бесшабашного мальчишку.
