— Я не удержался, прости.
Агата силится сказать хоть слово, но она оглушена и онемела от неожиданности.
— Джо…
— Мне на краткий миг показалась в твоих глазах возможность взаимного чувства, — Джон говорит глухо и опустив глаза, — в конце концов, мы столько друг друга знаем, Рози, разве я должен отказаться от тебя из-за какого-то демона?
— Я с ним была… — тихо произносит Агата и бросает взгляд в небо за окном. В небо, которое пытается подражать цвету глаз Джона и проигрывает в яркости. Почему она сейчас чувствует такую горечь? Почему будто слышит насмешливый смешок Генри за спиной?
— Пусть. Пусть была, — отзывается Джон, — Рози, я это забуду. Я приму это как твою слабость — право слово, ты их себе совсем не позволяла столько лет. Я же знаю тебя, правда. Ты не предаешь тех, кто тебе близок. Если ты сделаешь выбор — то не предашь. Мне это очень важно, правда.
Не предает? Она? Ох, Джон, как же ты не прав. Речь даже не о смертной жизни, полной предательств разного масштаба, но сейчас, здесь, в посмертии, разве она не предает? Того же Генри. Он ведь прав — она хотела. Хотела его поцелуев, объятий, его желания, хотела касаться его тела, его волос, его лица. Он ни разу не принудил её, всегда предлагал выбор, разве он виноват в том, что она не смогла отказаться? Она его выбрала и предала его, сделала ровно то, что, как говорит Джон, ей не свойственно.
— Рози, — Джон касается её плеч, и Агата вздрагивает.
— Кажется, ты думаешь совсем не обо мне, — печально заключает Джон, и его хочется обнять, утешить, но сейчас он поймет её неправильно. Он достоин не жалости, он достоин настоящей, крепкой, верной любви, но Агата, кажется, вовсе не способна на подобное чувство.
— Прости, мне уже пора, — Агата виновато улыбается.
— Ты не дашь мне ответа? — Джон прикусывает губу. Агата не хочет, чтобы он даже таким невинным способом причинял себе боль. Только не из-за нее, она того не стоит.
— Джо, ты удивительно великодушен, великодушней тебя только Небеса, но я тебя не могу принять в свою жизнь так, как ты просишь, — чтобы сказать это, Агате приходится швырнуть себя на колени и выкрутить себе руки, до того ей не хочется делать ему больно, — ты заслуживаешь куда большего, не меня!
Джон прикрывает глаза, чуть поднимая подбородок. Кажется, по его щеке пробегает слеза, но он тут же отворачивает лицо, скрывая её. Агате хочется упасть перед ним на колени по-настоящему. Господи, да даже другом такого человека она не должна сметь называть. Не достойна.
