Дьявол на испытательном сроке | страница 27



На пару мгновений Агата оказывается настолько оглушена этой близостью, что даже не особенно вспоминает о попытке отстраниться. Потом до нее доходит (опять же запоздало), что вслед за этим долгим молчанием может последовать попытка поцелуя, но она не успела понять, что испытывает по этому поводу, Генри отпускает её сам, отстраняется и проводит по лицу пальцами, будто избавляясь от наваждения. А вот на это реакция следует незамедлительно. Агату берет приступом волна разочарования. Она сама на себя злится из-за этого, но эта эмоция чистая, её невозможно ни с чем перепутать. Некая её часть действительно расстроена, что поцелуя так и не состоялось. Это очень глупо! Она молилась о милосердии к нему точно не из-за этой нерациональной эмоции. Хотя совесть тут же сообщает Агате, что даже там, на кресте, она находила его привлекательным и даже не раз отмечала приятные черты его лица — в те минуты, когда не была огорчена очередной его болезненной гримасой. Но все же её сочувствие было вызвано вовсе не привлекательностью её собеседника, но его искренностью, его болью, разве нет? Разве Небесам, что принимали решение о судьбе Генри, было дело до её личных симпатий, разве дело не в милосердии?

Довольно сложно размышлять о произошедшем с точки зрения Небес. Сложно было сейчас пытаться не смотреть на его руки, на обнаженные запястья с широкими шрамами. Ей хочется коснуться их, осторожно, ласково, чтобы он ощутил, что ей жаль, что ему довелось перенести. И она чертовски злится на саму себя, что у неё не хватает решимости взять его за руку, переплести с ним пальцы.

Нужно бы уже успокоиться, переключиться. Он вполне может стать её приятелем — разве это будет плохо? Пытаясь успокоиться, Агата практически силком заставляет себя глядеть вперед, на парковую аллею, по которой они идут.

Чистилище почти не отличается от земли. По крайней мере пейзажами — не отличается. Здесь не найдешь птиц, насекомых, другого зверья, ведь, в отличие от людей, звери не имеют понятия о грехе. Агате иногда не хватало пения птиц — в огромном старом парке отцовского поместья соловьи драли горло чуть ли не все лето, и каждую ночь она засыпала под мелодичные пересвистывания крылатых певцов. Чистилище же могло похвастаться лишь тишиной, но только в незаселенных душами землях — ведь здесь на самом деле работают и день, и ночь, ведь в смертном мире всегда полно дел, демонов, неучтенных грехов и душ, которые нуждаются в доставке из смертного мира. В городах Чистилища нет темных улиц, подворотен, лишь одни типовые административные и жилые многоэтажные здания, да парки между ними — чтобы работники хоть иногда видели что-то кроме четырех стен своего кабинета. Работа многих департаментов сопряжена друг с другом, стоит ли удивляться, что постоянно по аллеям, да между слоями снуют загруженные работники, со своими папками, личными делами, протоколами, договорами и прочей многочисленной документацией, которую по какой-либо причине понадобилось подписать в соседнем (или не очень соседнем) здании?