— Лишь отчасти, — произносит Генрих, глядя выше плеча Джона, — но вендетты нет. Я не могу это себе сейчас позволить.
Миллер скептически смотрит на демона, всем своим видом выражая недоверие.
— А ты-то ей сказал, а, «друг»? — ухмыляется Генрих, засовывая руки в карманы. — Или тоже молчишь?
— Ты хочешь, чтобы я выставил тебя в её глазах совершенным мудаком? — уточняет Миллер все с той же насмешливостью. — Отнюдь, Хартман, мне это делать незачем, я-то тебя не ненавижу.
Генрих хотел бы сказать, что это взаимно, но это все-таки будет ложь. Он загнал это чувство в самый угол, он старательно давил его как мог, но оно при этом никуда не делось. Нет. Не думать о причинах. Думать о настоящем. Он может выпить Миллера, но при этом можно сказать «до свидания» амнистии. Он не хочет обратно. Он не хочет снова оставаться наедине с самим собой. Не сейчас, когда в его жизни впервые за долгое время вновь началось движение.
— Что с Агатой? Что ты ей сказал? — спокойно произносит Генрих, по-прежнему глядя не на Миллера. — Я не чуял в ней такого сильного страха сколько её знаю.
— Страх? — Миллер, кажется, задумывается и не особенно торопится отвечать.
— Я тебя когда-нибудь выпью, — раздраженно сообщает Генрих, — когда-нибудь мое терпение кончится.
— Сомневаюсь, что ты считаешь это достойной тебя мести. — Отмахивается Миллер.
— Так что с Агатой.
— Я точно не знаю, — наконец отвечает серафим, — но за последние несколько дней она не единожды просила Небеса о милостях, возможно, они решили её проверить.
— Возможно?
— Скорее всего, — Миллер качает головой, — испытания — необходимая часть пути для таких, как она.
Испытания… Черт его знает, в чем они заключаются. Но страх… Страх Агаты был ужасающе сильным. Даже отрешаясь от того влечения, что Генри к ней чувствовал, он совершенно точно не хотел, чтобы своим заступничеством за него она столкнулась с чем-то, оказавшим на неё такой эффект.
Миллер касается запястья, находит пальцами черный треугольник «гаммы», недовольно морщится.
— Не отвечает?
— Хартман, — устало выдыхает Джон, — оставь меня, будь так любезен.
— Ладно, — Генрих пожимает плечами и отворачивается. От Миллера не будет толку. Он ничего не скажет, он ревностно оберегает свою территорию, пусть даже своей территорией он теперь считает Агату. Генрих может выследить Агату по запаху — она ушла достаточно недавно, чтобы её след сохранился в воздухе. Но все же интуиция подсказывает, что если даже компанию «лучшего друга» она сочла сейчас излишней, то и ему тоже не обрадуется.
