— Посмертные шрамы, — она уже знает, что услышит в ответ, но надежда на простое совпадение все еще теплится в сердце, — ты видел у него посмертные шрамы? Над сердцем. Два. От пуль.
— Рози, ты его знаешь?
Мир теряет звуки окончательно. Все, что может сейчас Агата, — встать, с оглушенным видом сжать виски, на негнущихся ногах зашагать к двери. Ей нужен свежий воздух. Прямо сейчас.
Дойдя до дверей, Агата чувствует, как мир пошатывается. Опирается на дверь. Плеча Агаты касается ладонь. Она дергается резко, чудом не потеряв равновесия. Видит озабоченное лицо Генри. Она никогда так быстро не выдыхала Слова Защиты, как сейчас. И они действуют — впервые в её словах нет сомнения. Она не хочет сейчас прикосновений. Ничьих. Тем более демона.
Генри отшатывается, отдергивает от её плеча обожженные святым словом руки.
Агата же срывается с места. Страх будто впивается в её спину когтями, подгоняя, торопя. Она должна спрятаться.
Может, от этого урока Небес ей удастся укрыться?
— Что произошло?
У Миллера такой вид, будто его зажали в угол и жестоко пытают, чтобы выведать секретные разведсведения. У Генриха же настроение не ахти, святым словом ему опалило руки, и теперь ожоги на них неприятно пульсируют. Регенерация у него, конечно, выше, чем у простых душ, но все равно пару часов придется терпеть дискомфорт.
А серафим молчит, всем своим видом показывая, что ничего не скажет.
— Миллер!
— Не твое дело, — вспыхивает Миллер. Он растерян. Для этого не нужно даже принюхиваться, растерянность написана крупными буквами прямо поперек широкого лба. А если все-таки принюхаться?
Страх. Чужой страх будоражит охотничьи инстинкты голодной твари внутри, сейчас в Миллере недостаточно решимости для экзорцизма, Генрих вполне может успеть выдрать клок из этой души, насладиться вкусом чужого аскетизма, на много лет ставшего ритмом жизни.
— Миллер, — рычит Генрих, прикрывая глаза и швыряя собственный голод на колени. Это тяжело, это практически невыносимо.
— Хартман, — Миллер тяжело вздыхает и трет переносицу, — мы разберемся сами. Без тебя. Было бы неплохо, если бы ты уже завязал с этой своей вендеттой ко мне…
Генрих сухо растягивает губы в улыбке.
— Не весь мой мир вертится вокруг тебя, святоша, — выплевывает он.
— Да? — серафим иронично щурится. — И это просто совпадение, что обхаживаешь ты именно важную для меня женщину?
Ложь сказывается на кредитном счете. Ложь сразу увидят на выверке и скажут о ней Агате. Ложь сделает его голод на маленькую толику невыносимее. Крупица в чаше весов, но однажды этих крупиц скопится столько, что они перевесят. И в конце концов, не столь уж много нужно грехов, чтобы нарушить условия испытательного срока.
