Предсказание по таблетке | страница 17
— При чем тут деревня? Ты думаешь, в деревне не бывает любви? — язвительно спросила красавица Лера.
Пуся запнулась и посмотрела на третью парту около окна. Остальные последовали ее примеру. Лера повернулась на стуле и, выставив в проход длинные красивые ноги, заметила:
— Любовь, Пуся, может быть везде! И в деревне, между прочим, тоже.
— Я и не спорю!
— Любовь может возникнуть и среди каторжных, — продолжила первая красавица класса. — Было бы желание…
Она сделала паузу и многозначительно посмотрела на Петю.
— Немного отвлеклись, — вклинилась я. — Продолжай, Пуся.
«Лера как всегда! — подумала я. — Что называется, показала себя. Жаль только, под красивой прической мыслей маловато».
Я оторвалась от двери и переместилась в дальний угол класса.
«Смена декораций. Акт второй: Пуся и «Матренин двор».
— Короче! Матрена вышла замуж за нелюбимого человека, — продолжала Пуся. — Родила шесть детей. Похоронила шесть детей. Решила, что на ней порча лежит.
— Пуся, как всегда, лаконична, — заметил Миша Фигус.
— Стараюсь, что языком зря молоть!
Она посмотрела на Леру, затем на меня.
— Надеюсь, к присутствующим здесь твое замечание не относится? — спросила я.
— Что за вопрос? — Пуся распахнула черные глаза и взмахнула руками. — Вы, Маргарита Владимировна, и все наши говорят только по делу!
— Очень рада! Продолжаем обсуждение, — сказала я. — Пуся пусть отдохнет, Миша продолжит.
Я дотронулась до Миши Фигуса, и он резко вскочил со стула.
— Расскажи, Фикус, про Шухова! — выкрикнул Петя.
— Про Шухова так про Шухова, — пробурчал Миша.
«Действительно похож на фикус. Высокий, тонкий, слегка растрепанный наверху».
— Иван Денисович Шухов — заключенный одного из лагерей сталинского периода, — слегка гнусавым голосом начал Миша. — Не скажу, что он храбрый человек, но и трусом его не назовешь. Не скажу, что он очень умен, но на уровне бытового сознания, безусловно, обладает мудростью. Словом, Шухов — это человек, который пытается выжить, как может. Он не относится к категории лагерных «шестерок», он борется и пытается подняться со «дна».
Фигус помолчал и решил закруглиться.
— С моей точки зрения, Иван Денисович — такой же жизнестойкий, как Соколов и Матрена.
Он удовлетворенно кивнул лохматой головой и посмотрел на меня.
— Хорошо! — понимая, что красноречие Фигуса иссякает, сказала я. — А скажи мне, Миша, что, помимо жизнестойкости, объединяет этих героев?
Фигус переступил с ноги на ногу и стал рассматривать свою гигантскую кроссовку.