Предсказание по таблетке - Елена Янге

Никто не считает, что жизнь предсказуема, однако в мистическое начало мало кто верит. Не верила в него и я. Какая тут мистика, если схема — одна: родился, учился и так далее. К весне 1992-го мне было двадцать три, и мои анкетные данные умещались в три строчки: родилась в Москве, окончила французскую спецшколу, затем — филфак. До стадий под условным названием «так далее» я еще не дожила. И все-таки в моей схеме был сбой: в семнадцать лет я потеряла отца, а полгода назад — маму.

Я осталась одна, и в нашей когда-то уютной квартире стало тоскливо и пусто. В книжном шкафу стояли мамины альбомы, на фортепьяно лежали мамины ноты, в шкафу — мамины платья. Все напоминало о ней.

Тяжелее всего было вечером. Чтобы развеяться, я выходила в Лялин переулок, далее — по привычному маршруту: Подсосенский, Воронцово Поле, бульвар, Покровка, Малый Казенный, опять Лялин, знакомый каштан. Круг замыкался, я шла домой, и мне казалось: жизнь кончилась.

Однако случилось так, что судьба вывела меня на поворот и посадила около него старуху. Хотя не совсем так! Старуха сидела около моего подъезда. Маленькая, худая, в нелепой широкой юбке, пыльных ботинках, на голове — желтый вязаный шарф. Ни дать ни взять — нищенка! В тот вечер я возвращалась с прогулки и, остановившись у скамейки, стала искать ключи. Старуха встрепенулась и переместилась поближе. Почувствовав пронзительный взгляд, я оторвалась от сумки и посмотрела в ее сторону. Какое удивительное лицо! Узкий с горбинкой нос, широкие скулы, тубы, похожие на вывернутые лепестки, огромные миндалевидные глаза. Казалось, в ее чертах присутствуют признаки всех рас.

— Сядь! — приказала старуха.

Не попросила, не предложила, а именно приказала. Я опустилась на скамейку.

— Это хорошо, что поставила крест, хорошо!

Старуха скривила рот и добавила:

— Камень есть камень, слишком давит!

Я вздрогнула. На меня повеяло могильным холодом.

— А мать тебе надо отпустить! Она уже далеко, путы ей ни к чему!

Глаза наполнились слезами, и я всхлипнула. Старуха вздохнула и полезла в карман.

— Не одиночество хуже всего, а неопределенность. Все беды — от нее. Вот погадаю, и успокоишься.

Она вытащила лист бумаги и положила его на землю. Кроме небольшой таблицы, заполненной цифрами, на листе ничего не было.

— На, пожуй!

Не знаю откуда, но в моей руке оказался кусок хлеба. Безвольно засунув его в рот, я стала жевать.

— Старое гадание, издалека пришло! Поди уж, и забыли про него.