Дипломатическая задача, стоявшая перед Николаем Петровичем Резановым, была очень тяжела. Обстоятельства вынуждали его оперативно вникать в особенности неизвестной чужеземной культуры, и надо отдать ему должное: он пытался это делать. Во время путешествия Резанов начал изучать японский язык и достиг в этом определенных успехов, позволивших ему даже составить русско-японский словарь. Крузенштерну он выдал весьма разумную инструкцию, суть которой выражена в следующей фразе: «Скромным и снисходительным обращением можно снискать ласку и любовь сего народа, и в такое самое время сие произведет в умах японцев приличное о достоинстве Российской империи впечатление».
Первая встреча с важными чиновниками из Нагасаки произошла на борту «Надежды». Резанов в торжественной обстановке пообещал им соблюдать все традиции Страны восходящего солнца, но — с оговоркой: если они не будут предосудительны для величия России. Критерии предосудительности Николай Петрович определял как европеец и потому был весьма удивлен унизительным раболепием голландцев по отношению к японцам. В отличие от них русский посланник взял гордый тон и начал добиваться протокольных уступок. Так, например, он отказался выйти на встречу с уполномоченными губернатора, заявив его посланникам: «Сделать это я не могу, ибо так велико мое звание, что если бы и самому губернатору решился я оказать такую честь, то только из единого уважения моего к нему, как уполномоченному высшей власти». По поводу многочисленных поклонов и приседаний, издревле выражавших почтение в Японии, посланник сказал так: «Я слишком почитаю японскую нацию, чтобы дружбу и работу с ней начинать с безделиц. А обычаи ваши нисколько для меня не удивительны. Но они у нас другие, и притом они также непоколебимо сохраняются». Резанов был столь упорен в отстаивании европейских взглядов на церемониал, что, кажется, порою противоречил собственным суждениям о «скромном и снисходительном обращении». «Вряд ли Резанов поедет в Йедо, уж слишком абсурдны его претензии, и в своей запальчивости он ведет себя очень неуважительно по отношению к гордым японцам», — записал в судовом журнале Крузенштерн (впрочем, его легко заподозрить в пристрастности).
Местные власти уважили некоторые требования Резанова. Сначала ему по болезни предоставили возможность гулять на берегу (правда, в специальном месте), а затем соорудили павильон для проживания. Однако когда посол вошел в свое жилище, на дверь тут же повесили замок, заключив Николая Петровича в почетный, но все-таки плен. Более полугода Резанов безуспешно пытался склонить японцев хотя бы принять щедрые дары своего государя. Ответ японского императора, привезенный из Эдо, был, однако, категоричен: «Могущественный государь посылает <…> посланника и множество драгоценных подарков. Приняв их, властитель японский должен был бы, по обычаям страны, отправить посольство к императору России с подарками, столь же ценными. Но существует формальное запрещение жителям и судам оставлять Японию. С другой стороны, Япония не так богата, чтобы ответить равноценными подарками. Таким образом, властитель японский не имеет возможности принять ни посланника, ни подарков. Япония не имеет больших потребностей, и поэтому иностранные произведения не могут быть ей полезны; излишняя же роскошь не должна быть поощряема…» Помимо этого, император дезавуировал разрешение, выданное Лаксману. В конце концов, измученный и взбешенный, Резанов покинул Нагасаки ни с чем.
