Герман печатал тогда в журнале "Литературный современник" свой новый роман "Наши знакомые". В 1936 году, когда роман был опубликован полностью, вокруг него сразу возникли ожесточенные споры. Читательский успех "Наших знакомых" превзошел все ожидания, но многие критики обвиняли молодого писателя в мелкотемье, беллетристической легковесноста, в бытописательстве. Выступивший в Ленинграде Виктор Шкловский обрушился на Германа. На том же собрании Вениамин Каверин спорил со Шкловским и защищал от нено "Наших знакомых". Многие считали, что в "Наших знакомых" виден зрелый художник, далеко оставивший позади и "Вступление" и "Бедного Генриха" (этот роман, примыкавший к "Вступлению", вышел в 1934 году), не говоря уж о "Рафаэле из парикмахерской".
Высказала свое мнение о "Наших знакомых" и Ольга. Она работала тогда в газете "Литературный Ленинград". На страницах газеты помещались ее статьи. Большей частью они носили весьма боевой, воинствующий характер. Вот заголовки некоторых из них: "Бесстрастия печать" (о киниге стихов В. Лифшица "Долина"), "За героику в детской книге", "Поменьше самоуспокоенности". В "Литературном Ленинграде" была напечатана и еe статья о "Наших знакомых". Ольга назвала ее "Жизнь, которая остановилась".
В день, когда статья была напечатана, Герман позвонил мне раньше обычного.
— Читал статью своей подруги? —спросил он тем ласково-задушевным голосом, который появлялся у него в минуты наивысшего раздражения.
Я ответил, что еще не видел газет.
— Почитай, почитай, — тем же елейным голосом посоветовал Герман. — Крайне поучительно.
"Много говорят и пишут о том, — заявляла Бертольц, — что роман Германа — это роман на тему о советском гуманизме. Основание — тот факт, что Сидоров, Женя приютили у себя Антонину, помогли ей встать на ноги, отнеслись к ней с подлинной человечностью. Спору нет, внимание и забота о человеке как массовое явление — одна из естественных сторон советского гуманизма. Но уничтожение кулачества как класса, беспощадная борьба с троцкистскими террористами и т.д. — все зто такие факты, без которых гуманизм не существует". Далее Берггольц писала: "Я вовсе не хочу сказать, что Герман должен был все зто "отобразить" в романе. Но я хочу сказать, что, например, "Поднятая целина" с несравненно большим основанием может быть названа первым настоящим романом о советском гуманизме".
Германа, как ни странно, особенно взбесила не столько содержавшаяся в статье общая оценка "Наших знакомых" и не столько более чем неожиданная параллель с "Поднятой целиной", сколько фраза о том, что в романе "подробно описывается пошловатая история Антонины с актером". Эту "историю" Герман очень любил и считал, что она ему удалась. Он готов был признать приоритет Шолохова-гуманиста (хотя сопоставление "Наших знакомых" с "Поднятой целиной" справедливо казалось ему искусственным и неуместным), но никак не мог принять упрека в пошлости. Тем более что именно пошлость ненавидел больше всего на свете.
