Катастрофа или гибель Атлантиды | страница 88



Тогда Касс стала набирать подряд номера Рамтея, Орфа, опять Ноэла, опять Уэшеми. Ни один из них не отвечал.

Внезапно экран вспыхнул, она вздрогнула от неожиданности. Это был Зев. Атлант номер один просил никого не включаться на обратную связь, а только слушать его.

Со всех существующих в Посейдонисе экранов атлант номер один разразился длинной, вдохновляющей на подвиги речью.

Зев долго клялся, что не допустит, защитит, победит и отомстит.

Потом просил жителей Верхнего Олимпа по возможности давать приют беженцам из других районов Посейдониса.

В заключение Зев сообщил, что в ближайшие часы намерен употребить всю свободную энергию, имевшуюся в его распоряжении, на защитное поле вокруг Верхнего Олимпа. Прорваться через поле не сможет ни одно живое существо: только те, на чьи голоса вот сейчас, пока мы говорим, настраивается пропускная программа.

Голоса эти, между тем, перекликались в эфире: Касс время от времени слышала и отца, и Лона, и Артему, и Фину, и Арса, и Эрмса, и многих других, кого знала, с кем беседовала, танцевала, развлекалась, с кем проводила время на вечерах и приемах.

Когда Зев отключился, Касс в странном оцепенении все еще сидела у фонтана. Она понимала, что находиться в бездействии стыдно, недостойно. Она понимала, надо было что-то делать.

Это уже походило на болезнь. Странную, непонятную, связанную все с той же русалкой Легой. Где она теперь, Лега? Все еще душит и топит Настоящих? Когда-то близкое существо, русалка, у которой отобрали память.

Случались, конечно, и свои малоприятные моменты в этой дружбе. По-видимому, во всяких человеческих отношениях бывают срывы. Когда говоришь не то, над чем долго думал, а первое, что приходит в голову, что-нибудь такое, что хочется потом забыть. Когда лицо твое принимает выражение, совсем тебе не свойственное, а присущее кому-то другому, чужому, скорее всего, неприятному тебе человеку. Когда в крике изламывается твой собственный голос, когда теряешь контроль. Короче, когда перестаешь быть собой.

Касс уже знала, к чему ведут эти мысли. И хорошо знала, что отогнать их не сможет: не удавалось ей избавиться от этого воспоминания, когда оно приходило. Не удавалось забыть, стереть страшный эпизод из своей памяти.

Однажды Лега, играя с Касс в бассейне, ни с того ни с сего, свистящим шепотом, ежесекундно оглядываясь по сторонам, рассказала подруге о страданиях, уготованных для непокорных в лабораториях Баала.

Выслушав первую же фразу, Касс побледнела, затряслась и попросила Легу замолчать, но в русалку словно сам Баал вселился. Вращая выпученными, неестественно светлыми глазами, рассказчица с присущей ей красочностью, вдохновенно живописала ужасные подробности. Если же что-то и опустила русалка, то воображение девочки мгновенно дорисовало жуткие детали. Касс, заткнув уши, пыталась отмахнуться от кошмаров, больно копошившихся теперь в ее собственной голове. Плача, она умоляла Легу прекратить, но та, словно назло, продолжала.