— Еще бы, не машина, — подумала Касс. — Это у нее-то живая душа? Ведь ничего, кроме тупости, ничего, кроме рабства в глазах…
Но внутри тотчас защемило, заколотилось тоненькое, жалкое, почти беззвучное эхо: — Да, именно живая. Ну и что же, что тупость? А у Фадиты что можно прочесть во взгляде?
— А Лега? Разве Лега — машина? В конце концов, для нее, Касс, неважно, машина Лега или нет. Важно, что русалка не раз спасала ее. Не задумываясь, нужно ли это делать, должно ли, правильно ли, а теперь Касс спасет Легу, независимо от природы русалок. И не будет упрекать себя за это. Как в тот раз… Когда обе впервые поняли, что игра переросла в дружбу.
Эрида не то что поверить, представить не могла… Они с Фадитой двадцать раз переспрашивали Касс о том, как это вышло, что она, Прекрасная Дева солгала. Солгала туторам. Солгала из-за русалки. Даже Эрида по возможности старается не лгать, даже для нее ложь унизительна…
Детский бассейн без русалок не бассейн, игры не игры, веселье не веселье без рассыпчатого, искрящегося в каждой капле воды, особого русалочьего смеха.
Туторы — что? Им главное — порядок. Русалки же, хоть и следят за безопасностью детей, — все же сверстники. Русалки с удовольствием показывают, как плавать, как нырять. Русалки, щедрые на озорство, придумывают развлечения.
Русалки, прирожденные певцы и артисты, забавляют, смешат, веселят.
Конечно, никому не приходило в голову подружиться с русалкой.
Не то, что бы это запрещалось, но легкий привкус, — и Касс всегда это знала, или по крайней мере, чувствовала, — странный привкус, из-за которого и сами отношения казались странными, безусловно был.
Как вышло, что обычный урок плаванья закончился дружбой? Незаметно, ненавязчиво, ненарочно: это произошло само собой.
В какой-то момент Касс заметила русалку, плывущую рядом. Вспомнила, что русалку эту видит возле себя вроде бы не в первый раз. И постепенно привыкла к тому, что Лега откуда-то выныривает и плывет рядом, едва лишь стоит Касс оказаться в воде.
Поражала Прекрасную Деву в русалке больше всего всегдашняя готовность ввязаться в любое приключение, расхохотаться каждому порыву ветра, попавшей в рот соленой морской капле, сверкнувшему в глаза солнечному зайчику.
Сложенные в смешную гримаску треугольные губки Леги придавали ее лицу трогательную беззащитность. Полураскрытый рот, казалось, только и ждал повода, чтобы раскрыться вовсю и рассмеяться. Ах, как громко, как беззаботно, как заразительно умела смеяться русалка Лета! Ведь никто так не может, ни один из знакомых…
