В Кенвуде Ч.В. сделал так, что мы отделились. Повел меня прямо к той картине Рембрандта и стал говорить о ней не понижая голоса, а у меня хватило низости смутиться, потому что другие посетители разглядывали нас. Я подумала, мы выглядим, как отец с дочерью. Он рассказал мне об обстановке, в которой была написана картина; что, по всей вероятности, чувствовал Рембрандт, когда ее писал; что пытался выразить и как сумел это сделать. Как будто я вообще ничего не знаю. Как будто он хочет избавить меня от густого тумана ложных представлений об искусстве.
Мы вышли из дворца и стали поджидать Крукшэнков. Ч.В. сказал:
– Эта картина очень меня трогает. – И посмотрел так, будто думал, я стану над ним смеяться. У него иногда бывают такие приступы неуверенности в себе.
А я сказала, теперь она трогает и меня.
Он усмехнулся.
– Вряд ли. Слишком рано. Это придет с возрастом.
Откуда вы знаете?
Он ответил:
– Я думаю, есть люди, которых просто трогают великие произведения искусства. Но я никогда не встречал таких среди художников. Я и сам не такой. Когда я смотрю на эту картину, все, о чем я могу думать, – это великое мастерство ее творца. Мастерство, достичь которого я стремился всю жизнь. И знаю теперь, что никогда не достигну. Никогда. А вы молоды. Вы можете это понять. Но не можете этого чувствовать. Пока. Я сказала, нет, кажется, могу.
– Тогда это очень плохо, – ответил он. – Вы должны легко относиться к неудачам. В вашем-то возрасте. – Потом добавил: – Не старайтесь казаться такой же взрослой, как мы. Это нелепо. Вы словно ребенок, который тянется заглянуть за высокий глухой забор.
Это был наш первый разговор. Его злило, что я ему нравлюсь. Словно мы – профессор Хиггинс и Элиза [37].
Потом, когда Крукшэнки вышли из дворца и направились к нам, Ч.В. сказал:
– Барбер – бабник. Если он попросит вас о свидании, откажитесь.
Я удивленно на него посмотрела. Он глядел на них, им улыбался, а мне тихо сказал, да не в вас дело, не могу видеть, как Франсис страдает.
Вернулись в Хэмпстед, я попрощалась и пошла домой. По дороге, обдумывая все, что было, я вдруг увидела, как Ч.В. старался не оставлять нас с Барбером наедине. Крукшэнки (Барбер!) пригласили меня навестить их, если случится быть в Корнуолле.
Ч.В. сказал:
– Ну, пока, еще увидимся. – Словно ему все равно, увидимся или нет.
Кэролайн я сказала, что встретила Ч.В. случайно.
Что он просил его извинить (врушка!). Если она возражает, я не стану с ним видеться. Но я нахожу встречи с ним очень полезными для себя, стимулирующими творчество. У Ч.В. – масса идей, и мне просто необходимо встречаться с такими людьми. Все это было очень нехорошо, я же знала, она поведет себя «как порядочный человек», если я представлю дело таким образом. Мол, я сама себе хозяйка и могу поступать как мне заблагорассудится и т.д.
