– Помнишь, как ты сегодня познакомилась с красивыми мальчиками? – спрашивает она. – А потом один купил тебе конфет?
– Да, – отвечаю я, понимая, что не все из них в курсе случившегося. – Целый пакет.
– Ух ты, – выдыхает Леннон Роуз.
– Каких конфет? – спрашивает Марчелла, которую волнует практическая сторона вопроса.
– Не важно, – говорю я. – Смотритель уволок меня прочь, прежде чем мне удалось их попробовать. В следующий раз я постараюсь запихать весь шоколад в рот, прежде чем он до меня доберется, – добавляю я, и все смеются.
Я поворачиваюсь к Сидни.
– Вы тут ради этого собрались?
– Не-а, – отвечает она, а затем мимолетно целует меня в висок и убирает руку с моего плеча, чтобы достать что-то спрятанное за спиной.
С торжествующим видом она показывает мне журнал, перелистывая страницы так быстро, что я не успеваю разглядеть обложку. Я тут же начинаю что-то подозревать.
– Ты его украла? – спрашиваю я.
– Да, – говорит Марчелла, пожимая плечами, когда я поворачиваюсь к ней. – Их было полно там, на заправке, – добавляет она, словно это ее оправдывает.
Я беру журнал из рук Сидни, но она тут же выхватывает его у меня, держа в недосягаемости.
– Эй, эй, – вскрикивает она, а затем усаживается, скрестив ноги, и принимается перелистывать страницы, словно что-то ища. Я потрясенно разглядываю фотографию почти раздетой парочки на диване. На этот раз мои щеки заливает краска.
– Ты украла непристойный журнал? – с усмешкой спрашиваю я Марчеллу.
– Нет, – отвечает за нее Сидни. – Это журнал для женщин.
Я растерянно смотрю на девочек.
– Не понимаю.
– Он посвящен исключительно женским проблемам – только им, – поясняет Сидни. – На самом деле, думаю, я нашла себе новый любимый тест.
– И про что же он? – спрашиваю я, пытаясь еще раз заглянуть в журнал, чтобы увидеть то фото.
– Он называется… – она прочищает горло, – «Хороши ли вы в оральном сексе?».
Я разражаюсь смехом, решив, что она шутит, но тут она зачитывает три варианта ответа к первому вопросу. Это откровенно непристойно, но мы толпимся вокруг нее, вслушиваясь в каждое слово.
Хотя нас всех воспитывали в строгости – сначала дома, а затем в изоляции, в академии, – мы не так уж наивны. Довольно часто мы засиживаемся допоздна за долгими разговорами, собравшись в одной комнате, пересказывая друг другу истории, которые где-то услышали – все вместе или поодиночке. Обрывки рекламы, попавшейся на глаза во время экскурсий. Мы пытаемся догадаться, что скрывается за вырезанными цензурой частями фильмов, и наше воображение еще сильнее приукрашивает их.
