— Ну, всехне всех, а Ленина, Троцкого и некоторых других наркомов действительно встречал. Ленина один раз видел издалека на конференции при большом количестве участников, а в другой раз сопровождал Раскольникова на заседание Совнаркома. Сидел в зале в нескольких метрах от него.
— Как он выглядит, похож ли на портреты, что выставлены по всему городу?
— Похож вроде, но на портретах его большущим изображают, а он — маленький, неброский. На рабочего мастера, пожалуй, похож. Кепку носит. Лицо простое. Наморщенный лоб, бородка и хитроватые глаза. Но взгляд человека, который твердо знает, чего хочет. Держится очень уверенно и аудиторию держит, будто электрический заряд пускает. Ведет заседание, докладывает повестку, спрашивает мнение присутствующих и прямо на ходу в выступлении формулирует выводы. Когда говорит, становится понятно, что это — глава государства, власть чувствуется.
— Как хорошо, Володенька, что тебя Раскольников из Астрахани в Москву перевел. И к нам, к Питеру, поближе.
— Да, полгода я в Москве, время пролетело незаметно. Но ведь я не рассказал, что Раскольников на днях собрался организовать мне перевод из Москвы к новому месту службы — в Афганистан, в советское полпредство.
— О Господи! Туда-то зачем?
— Федора направили на дипломатическую работу, назначили полпредом в Афганистане, а он сослуживцев по Каспийской флотилии решил с собой в Кабул захватить. Я еле отбился от перевода в дипломаты. Думаю, ты не опечалишься о таком исходе. Вместо Кабула поедешь со мной в Москву, я комнату для нас выхлопотал.
Не стал Тихонов жене подробности беседы с Раскольниковым передавать. Он тогда на предложение стать дипломатом честно ответил:
— Федор, прости, не мое дело во фраке на приемы ходить. Ты помнишь, как я «Горца» на задание за границу кабаньими тропами провожал. Это — моя заграничная работа. Поэтому меня можно считать «дипломатом кабаньей тропы». А к тебе в миссию и так желающих много будет.
Весной 1921 года разошлись пути Тихонова с дружком детства Федькой Ильиным, ставшим авторитетным большевиком Раскольниковым, который в послереволюционные годы оказал большое влияние на его судьбу и определил ее ход на дальнейшие годы.
С должности начальника разведки Волжско-Каспийской флотилии Владимира Константиновича назначили в иностранный отдел Штаба морских сил и поставили задачу участвовать в создании новой разведки флота.
Советская военно-морская разведка переживала трудный период становления. Первым ее начальником был Михаил Иосифович Дунин-Борковский, руководивший агентурной работой Морского Генерального штаба с дореволюционных времен. Но в апреле 1919 года он был отстранен от должности и арестован по решению Верховного революционного трибунала, возглавляемого Крыленко. Дунин-Борковский в связи с делом о шпионаже в Моргенштабе подозревался в пособничестве бывшему офицеру русского флота Окерлунду, разведчику, который стал работать на англичан. В результате слушания этого судебного дела получил сердечный приступ и скоропостижно скончался наморси Альтфатер, которого Крыленко, новоявленный советский Робеспьер, тоже намеревался покарать именем революции. Следующим начальником разведки стал бывший мичман флота Андрей Андреевич Деливрон, человек с необычной судьбой, длительное время проживший в Японии, изучивший язык и обычаи Страны Восходящего Солнца. По возвращении на родину был призван из запаса и служил на Дальнем Востоке в органах контрразведки. После революции его мобилизовали в Красную Армию и волею судеб поставили руководить отделом флотской разведки. Но и за ним вскоре захлопнулась дверь тюремной камеры в связи с делом о шпионаже в Моргенштабе.
