С государством здесь старались не ссориться. Территориально Ваганьково относилось к 11 отделению милиции Краснопресненского РУВД столицы. Ввиду обилия покойных знаменитостей и большого наплыва любознательных туристов на кладбище была комната милиции, где постоянно находились два дежурных сержанта. Время от времени заявлялась некая дама из ОБХСС, курировавшая, кроме кладбища, Ваганьковский рынок и обувной магазин «Башмачок» на Красной Пресне. Кладбищенские ментов не обижали. Те тоже не зарывались, поскольку каждый из милиционеров смену встречал в дымину пьяным и с полтинником в кармане. Даме-обехеэснице сообща отстегивали полторы штуки в месяц за плохое зрение, и она приключений искать не стремилась. С советской и партийной властями делился лично комендант, отправляя изрядные еженедельные пособия своему прямому начальству в управление ритуальных услуг Мосгорисполкома, откуда кое-что перепадало непосредственно аппарату главного коммуниста Москвы товарища Гришина.
С восьми часов утра Ваганьково было открыто для всех желающих. Туристы валили толпами, щелкали фотокамерами, перебегая от могилы Высоцкого к могиле Есенина, оценивающе разглядывали грандиозные склепы знаменитых булочников-миллионеров Филипповых, чесали затылки, пытаясь припомнить, кто такой Теодор Нетте, и отчаянно спорили Штирлиц или не Штирлиц покоится под гранитной плитой с надписью «полковник Исаев».
Даже в самые жаркие дни на кладбище царили полумрак и прохлада. Обширные кроны взметнувшихся в полнеба лип, тополей и берез зеленым куполом укрывали сверкающие чистотой ваганьковские аллеи, создавая торжественную обстановку некоего симбиоза мемориального комплекса со старинным, изумительно красивым парком. Поэтому окрестные пьяницы вереницей тянулись сюда со своими бутыльками и фунфыриками. Проблемы, где выпить, для них не существовало, заодно алконавты приобщались к прекрасному.
В восемь вечера ворота закрывались, стоянка автомашин перед кладбищем пустела, исчезали многочисленные продавцы цветов, ухитрявшиеся, между прочим, одни и те же букеты продавать по пять раз за день. Примерно с полчаса еще над Ваганьковым звучал перезвон пустых бутылок, которые шустрые местные старушки собирали по аллеям, да прибирала могилу сына мама Владимира Высоцкого Нина Максимовна. Ей приходилось заниматься этим ежедневно, поскольку народ буквально заваливал цветами и сувенирами своего покойного любимца, невзирая на то, что со дня смерти Высоцкого прошло уже два года. Однако к девяти часам уходила и она. Где-то около получаса ломились еще в ворота запоздавшие поклонники Есенина и того же Высоцкого, которым, просто кровь из носа, требовалось посетить могилы поэтов. Ночной сторож, дядя Дима, за три рубля и стакан водки пропускал любого. Водка почему-то оказывалась у всех припозднившихся, так что часам к десяти дядя Дима прием прекращал и ворота окончательно закрывались. Летнее солнце скрывалось за куполом Ваганьковского храма, становилось как-то непривычно тихо и спокойно. На кладбище опускалась ночь.
