«В самом деле, Претор. Проклятый, с тех пор, как впервые увидел тебя. Лучше бы я погиб вместе со своими родителями, а, Претор?»
Лениво он потягивал бренди, едва ощущая, его вкус, вкус самого лучшего напитка во всем Открытом Космосе.
Нежеланные, мимолетные видения прошлого — молодой Претор — смеющийся, показывал боевые приемы на тренировках — мелькнули и погасли в мозгу Стаффы. Мелькал калейдоскоп звуков и образов, чувств и воспоминаний. Он закрыл глаза, оживляя прошедшие дни.
«Мы были... мы значили так много друг для друга... когда-то».
Он вызвал в памяти гордость и даже любовь. «И в конце концов мы должны были встретиться как... как звери!» Болезненное оцепенение охватило пальцы той руки, которой он держал золотую чашу. «Что ты там в меня вложил, Претор?»
И опять возник голос Претора, от которого Стаффа поморщился: «У тебя нет души, Стаффа... нет ответственности перед Богом». Каждое слово выжигало, клеймило его душу огненными буквами. «Тебя оскорбительно и точно называют дьяволом».
Стаффа пытался заставить себя выпить все одним глотком, с трудом поднеся чашу трясущимися руками. «...Черт»— придушенный шепот вырвался из гортани Стаффы* «И я тебя убил, Претор». Он потряс головой, страшным усилием воли пытаясь отогнать навязчивые видения. «Так же, как я убил ее». ”
Он почувствовал пристальный взгляд магических глаз Крислы. От этого ему стало лучше и легче. Но он заставил себя думать о Преторе.
«О, я помню, Претор, как ты пришел ко мне после того, что я выиграл микленианские игры». Большим пальцем он провел по ободку золотой чаши. «Ты помнишь этот день, Претор? Ты помнишь, как ты гордился? Ты помнишь, как я бежал навстречу тебе? Обнимал тебя?»
«Мне было так одиноко... я так усиленно трудился. Тренировался месяцами, чтобы увидеть твою улыбку.» Стаффа зашелся от внезапной боли. «Да знаешь ли ты, что это значило для меня? Такого юного и ранимого, каким я был тогда? Все эти жертвы я принес только ради тебя. Эту кровь, пот, нескончаемую постоянную боль, от перегрузок.... все для тебя».
«Молодые люди... Нет, я был... один, один на том пути. Сирота. У меня никого не было, кроме тебя, Претор. И ты, только ты один был моей единственной верой и надеждой». Бренди понемногу действовало, принося долгожданное облегчение, расслабляя невыносимую хватку боли. Безжизненные глаза Крислы всплыли в затуманенной памяти. Напрягая всю силу самоконцентрации, он отогнал ее образ и восстановил лицо Претора.
