Но жаркому климату нередко удавалось умерять пыл молодого француза.
Тогда, около середины дня, он предавался отдыху или в доме, или же в огромном саду, окружавшем здание.
Однажды, когда жара была сильней обыкновенного, Рожер отправился искать покоя в беседку, находившуюся в самом конце сада.
В тени деревьев качался шелковый гамак. Молодой человек растянулся на нем и закрыл глаза.
Легкий ветер шелестел листьями деревьев и несколько освежал удушливый воздух.
Над ним, между ветвями, сквозил иногда клок голубого неба, ярко освещенного палящими лучами солнца.
В воздухе раздавался меланхолический напев птиц, медленно перепрыгивавших с ветки на ветку.
Рожер уснул среди этой роскошной обстановки, как какой-нибудь принц из тысячи и одной ночи.
Его красивая голова с черными кудрями покоилась на шелковой подушке красного цвета. Ничто не нарушало его сон. Точно сама природа оберегала его.
Однако, позади дерева, к которому был привязан гамак, раздался тихий шорох. Кому принадлежат пальцы, раздвигающие ветви?
Рука мала и чрезвычайно изящной формы, ногти продолговаты и красивы.
Другая рука медленно и неслышно раздвигает еще шире густые ветви.
В этой зеленой рамке появляется фигура и любопытно и осторожно склоняется над спящим. Она находится так близко от Рожера, что ее дыхание может разбудить его.
Что за взгляд этих черных глаз! Что за огонь в зрачках! Какая гордость выражается прелестным челом, увенчанным белой повязкой! Полураскрытые губы красноречиво говорят о страсти.
Это лицо с скульптурными очертаниями принадлежит, по-видимому, какому-нибудь божеству. Тонкость черт, благородство физиономии достойны священных песен поэта.
Тело остается скрыто кустами. Из-за ветвей виднеется во всей своей блистательной красоте одна голова, безмолвно созерцая спящего.
Она грациозным движением склоняется над Рожером, точно уста ее хотят коснуться лба молодого человека.
Но она выпрямляется; щеки ее краснеют и она, как видение, исчезает в зелени ветвей.
Рожер просыпается.
Он осматривается вокруг: глаза его ищут чего-то. Он встает, шарит в кустах и говорит:
— То был сон!
И он задумчиво, почти печально, старается припомнить черты прекрасного видения.
Его выводит из этого состояния шум чьих-то шагов.
То был сэр Мориц.
