Одиночество вдвоем | страница 55
Убедительность тона смирила молодую царицу.
— Будь ты, — сказала она тихо и опустила голову. — Все равно больше некому.
У Эйе перехватило дыхание. Неужели мечта может осуществиться?
— Для этого, — глухо ответил он, не слыша собственного голоса, — ты должна объявить меня своим мужем.
Она медленно подняла голову и посмотрела на верховного жреца.
— Только для престижа могущественного Египта, — прошептала она и скрепила своей печатью глиняную табличку, которую предусмотрительно прихватил с собой Эйе. — Обещай, что никогда не воспользуешься правами мужа.
— Обещаю, — пылко воскликнул Эйе.
— И Маи почему-то уехал, — грустно сказала она.
— Маи? — приятно удивился новый фараон.
— К сыну. Сказал, что устал очень. Приедет только на один день, к похоронам, и снова уедет. Поэтому только тебе я доверяю Египет. Тутанхамон должен быть похоронен роскошней Сменхкара.
— И богаче самого богатого фараона в истории страны.
Анхеспаамон недоверчиво глянула на него, шумно перевела дыхание, встала. Затем они молча двинулись по дорожке, ведущей к дворцу, мимо оголенных фруктовых и финиковых деревьев, навстречу неизвестному будущему.
ОДИНОЧЕСТВО ВДВОЕМ
Повесть
Апрельский дождь — не осенний, но тоже не без капель грусти. Раздумчив, нерешителен этот предвестник тепла — то замирающий, то начинающийся снова. Придавленному страданиями, обремененному непосильными заботами человеку этот мелкий дождь может казаться слезами, не скатившимися с глаз отверженных. И не только судьбой, но и теми жизненными обстоятельствами, которые привели их в сегодня такими.
Бабирханов шел быстро. Он спешил домой поделиться радостной вестью. Наконец-то! Сегодня бюро по обмену жилплощади решило его вопрос положительно. Обмен состоялся. Скоро он, его жена и дочь съедутся в трехкомнатной квартире с его пожилым отцом и больной сестрой.
Как он ждал этого дня!
Процесс обмена длился мучительно долго — почти семь месяцев. Вспоминая об этом, Бабирханов утешал себя мыслью — другой на его месте едва справился бы за два года. Каждый документ, затребованный горжилобменом, стоил нескольких недель усилий, нервотрепки, неимоверной выдержки, упрямой стойкости. Домой он нередко приходил с головными болями: не помогал и пенталгин.
Собственно, все началось с первого дня, когда он, его отец и меняющие с ними жилплощадь сдавали документы в бюро.
— Все в порядке, — сказала инспектор, немолодая, ярко накрашенная женщина. — Теперь паспорта и метрики несовершеннолетних.