Я успела сделать всего два шага, как меня столь же крепко обняла Мара:
– Павел Иванович просил поцеловать тебя. Возвращайся!
Кью отпустила бледного и решительного Лота, оба парня – те самые, с которыми совсем недавно и бесконечно давно Пол с Солом устраивали дуэль, – запрыгнули на заднее сиденье, и машина рванула с места.
– Тихо, не спеши! – одернула я Лота. – Придется ехать медленно, иначе… сам понимаешь. Сейчас туда.
Мы ехали, чувствуя, как безвозвратно уходят минуты. Центр города обычно намного меньше подвержен смещению пространства – здесь слишком велика плотность населения, – но в этот раз все было не совсем обычно, ведь из-за первой атаки трехдневной давности люди на улицах появлялись мало, машин на дорогах вообще не было, даже «скорые» и милиция старались не рисковать, и широкие улицы оказались подвержены воздействию новой установки. То тут, то там на проезжей части возникали препятствия – то бетонный гараж на все полосы, который приходилось объезжать по узкому тротуару, сдирая краску с бортов машины, то старинный особняк, то нагромождение каких-то складов. Иногда нам приходилось вылезать из машины и идти проверять дорогу, и тогда меня подстраховывал кто-то из парней. Особенно сложно пришлось, когда мы съехали с широкой улицы в лабиринт магазинчиков и мелких контор, построенных подчас еще до революции – это был старинный торговый квартал, из-за пустоты последних дней здорово пострадавший от перемешивания пространства. Раза два-три парням пришлось стрелять в смутные тени в закоулках – то ли в те самые «варианты будущего», то ли во вполне реальных мародеров, для которых и такая кутерьма – не помеха. Наконец среди лабиринта лавчонок, как поганка посреди навозной кучи, выросло четырехэтажное здание дома быта, построенное, кажется, в семидесятых годах прошлого века, а за ним проступили едва заметные голубоватые муаровые разводы блокады. Я кивнула Лоту:
– Они там.
– Уверена? – Он повел машину между непонятно откуда взявшимися бетонными обломками и остановился у парадного входа, над которым еще сохранилась выложенная мозаикой из цветной плитки надпись советских времен.
В полутемном, освещенном лишь тусклым светом из пыльных окон фойе мы увидели наших. Хаук лежал на наскоро сделанной из курток постели и морщился, не в силах подняться, голова его была перебинтована уже несколько побуревшими от крови бинтами. Поп «красовался» рукой на перевязи и был столь же бледен, как и друг, но вполне активен, сразу кинувшись помогать нам перетаскивать из машины рюкзаки. Оба «сиамских близнеца» не пострадали.
