– Все, меняйтесь. Ната, потом оденешься, быстро к энцефалографу. Лаки, не до простынок, я и так тебя насквозь знаю, а Нате времени нет твои прелести рассматривать, живо в томограф!
Еще полчаса вопросов – и таких же, и новых, – и наконец Фо устало откинулась на стуле:
– Одевайтесь. Ты – за ширмой, Ната – здесь. Времени на этикеты нет. Данные получены, сравнивать буду, когда появится возможность. Ната, не надевай футболку, я сейчас гляну твой шрам, совсем забыла о нем. Лаки, быстро в столовую, мы сейчас туда подойдем. Так, зарубцевался хорошо, припухлость остается, но это понятно. У тебя чувствительность к аппаратуре исконников чуть больше, чем у Лаки, – у меня есть данные о его ранениях, могу сразу сравнить.
– И что это значит? – Я натягивала ту самую растянутую и застиранную футболку Хаука.
– Если попадешь под воздействие их техники, когда она будет ближе, чем в двадцати метрах от тебя, то истощение организма пойдет быстрее, чем у Лаки. Остальное я пока сама не понимаю, нужно обрабатывать данные, но времени нет.
– Я приду помогать. – Я поспешила за Фо, почти бегом направившейся в расположенную в главном корпусе столовую.
– Посмотрим. Сейчас ешь, отдыхаешь час, потом Марина Алексеевна скажет, что делать. Тетя Маша, ей – двойную порцию.
– Хорошо, девочки. – Повариха засуетилась у раздаточного стола. – Кью скоро освободится? Я еле справляюсь.
– К обеду, наверное, если ничего не случится, она на перевязках сейчас.
– Ох, девочки, вот и наша очередь в блокаде сидеть…
– Ничего, пересидим, не первые. Со, бери поднос, Лаки занял для нас места, идем.
Мы быстро и молча ели борщ, потом эскалопы из свежего мяса – не скоро еще удастся поесть такое, придется сидеть на консервах и курятине, если птицефабрика в нашей зоне блокады, конечно. Наконец Фо резко встала:
– В библиотеке поставили раскладушки, идите спать. Даю два часа!
– Ты же говорила, что час на отдых, – напомнила я.
– Говорила, но сейчас говорю – два часа! Марине я сама скажу. Спать!
В библиотеке было тихо, на одной раскладушке уже спал бледный и осунувшийся Поп, на другой лежал тоже бледный и недовольный Павел Иванович.
– Ната, деточка! Жива! – шепотом обрадовался он. – И Лаки! Ложитесь, отдыхайте. Жалко, я свалился не вовремя, опять сердце шалит. Вы ложитесь, одеяла там.
Мы упали на новенькие, еще ни разу не использовавшиеся раскладушки и сразу уснули.
* * *
Фо подняла нас ровно через два часа:
– Идемте, у нас общий совет. Павел Иванович, не дергайтесь! Ваше дело сейчас – поправиться. Поп, подъем! Все проспал.
