Вечерком собирался к Амине. Решил, что сегодня во что бы то ни стало вытянет из неё информацию. Они подружились, и он мог попробовать этим воспользоваться. В дверях его поймал Оливер.
— Постой. Давай-ка без целителя, а Рем? Идём в моё место. — Он медленно поплёлся за рыжим, понимая, о чем идёт речь.
Увеселительное здание разрывалось от шума, в глаза и ноздри въедался дым. Мужчины поджигали самокрутки, и вдыхали выхлоп. Растение цвело в горах. Рем случайно узнал о нём от брата. Его перемалывали, скручивали и курили. Кто-то из целителей дал ему название — Тупень. А всё потому, что оно вызывало мгновенное привыкание, и со временем делало пристрастившегося глупым. Воняло тоже отменно. Круглые столы ломились от бутылок и жестяных кружек. Оливер провёл его через весь зал, и кивнул на заблеванный стол. Рем встал рядом, стараясь ничего не касаться. Спутник указал на табличку. Корявыми буквами на ней было выведено: «День без стульев». Он оскалился, поражаясь изобретательности разливающего. Оливер взял бутылку и сделал смачный глоток из горла, затем передал. Рем повторил, отмечая плюсы проделанной им работы и послушания. Кто-то затеял драку. Тело спикировало в их стол, разломившийся пополам, и они перешли за другой, дальний. Женщины вились, виляли задницами, оголяли ноги до бедра и выше, позволяли себя трогать. Все они, без исключения, были пьяны. Оливер прокашлялся и наклонился.
— Пришло время приносить пользу, друг. Кем хочешь быть? — крякнул, отхлёбывая.
— Я был Ловцом, — поддерживал зрительный контакт, — им и помру. — Рыжий удовлетворительно кивнул.
— Можешь звать меня Оли, ловец Рем! — хохотнул, и хлопнул его по плечу.
Порядком набравшись, навеселе возвращались в дом. Оли затянул песню, разбудив кого-то, выстрелившего из окна, и они, смеясь, припустили по улице.
Похмелье сдавило голову. Оно напоминало жестяную каску, живую, смыкающую края на коже и беспощадно врезавшуюся в череп. Хуже, чем от самопала, Рем не страдал по утрам. Оли валялся в гостиной, запрокинув ноги на ручку дивана и постанывал. Кама хлопотала вокруг, играя роль заботливой женушки. Он устроился в кресле. Желудок разъедало, вонь поднималась по пищеводу и вырывалась из горла. Нужно было что-нибудь съесть, но при одной мысли о еде, подкатывала тошнота. Переборов навязчивое состояние, прошёл в кухню и запихнул в рот кусок вареного мяса. Жевал, кривя лицом. Живот забурлил, но принял пищу, и стало легче.
В дверь громко постучали. Кама, раскачивая обширными бёдрами, поспешила открыть. Не рассыпаясь в любезностях, в дом вбежал Жак. Казалось, будто глаза у него провалились ещё сильнее.
